Ловушка

Свою первую победу Игорь одержал, кажется, при сборе металлолома. Нужно было выбрать ответственного за проведение мероприятия. Саша торопился на занятия по музыке, Ниночка – белоручка, Петя – двоечник, у Васи только что отняли рогатку. Игоря из-за отсутствия недостатков и увлечений, можно сказать, вычислили, выдвинули и моментально проголосовали. Одноклассники взглянули на него сочувственно и несколько виновато, а признанный силач и вожак, похлопав по плечу, солидно произнес:

– Давай, Качала, действуй. Если что, ты мне скажи, я несознательным объясню…

Ребята оказались современные, несознательных мало, последним «разъяснили», план Игорь выполнил, отчет написал, место занял. С тех пор вопрос об ответственности за проведение мероприятия не дискутировался. Когда возникала надобность, все привычно смотрели на Качалина, который хмурился или скорбно вздыхал и соглашался.

Итак, Игорь Качалин, пробыв в школе установленный срок хорошистом и общественником, получил приличный аттестат и великолепные характеристики. Институт выбирался не по призванию, за отсутствием такового, а по принципу наибольшего благорасположения. Рекомендатели и пособники поступления были людьми абсолютно искренними и честными: они свято верили, что у Игоря Качалина нет недостатков, значит, он человек хороший и достоин помощи.

После первого курса Игорь выяснил, что ему предстоит стать строителем, и отнесся к известию доброжелательно: нормальная профессия, ничем не хуже многих. Лекции он посещал и конспекты вел, двинулся вперед по общественной линии успешно, в первое студенческое лето стал одним из руководителей стройотряда. Уже через две недели Игорь понял, что со стройотрядом он погорячился: приходилось весь день вкалывать с ребятами на равных, руководить в свободное время оказалось накладно.

Игорь завял, самоустранился и вернулся в институт притихшим. Общественная и руководящая деятельность в школе не прошла для Качалина даром, он становился незаурядным психологом, или, как он сам выражался, человековедом. Одни делили окружающих на девушек и парней, другие – на успевающих и отстающих, москвичей и иногородних, умных и не совсем, на тех, которые удачно выбрали родителей, просто обеспеченных и студентов обыкновенных. Двадцатилетние рубят крупно, сортируют грубо. Игорь от однокурсников отличался тем, что не делил товарищей на блоки и подотряды, старался понять каждого в отдельности, персонально. Он знал: выделяться особенно не следует, но и смешиваться с общей массой нельзя, тем более что и массы-то никакой, по мнению Качалина, не существует, а есть принудительное сообщество индивидуумов. И в данном обществе следует занять свое место, не выпячиваться, на самолюбие никому не наступать, но чтобы всем было известно: это не второкурсник, не отличник, не чемпион, это идет Игорь Качалин.

Выбирая свой стиль в борьбе с преподавателями, Игорь отталкивался от укоренившихся привычек их поколения. Начинать следовало с внешности, так как «встречают по платью». В основном преподаватели заканчивали институты в послевоенное время. Значит, ни усов, ни бороды, длинные волосы не годятся, стричься следует усредненно – «под польку». В то время модные ребята носили импортные, кто какой сумел достать, костюмы и белые рубашки с галстуком. Игорь определил для себя скромный, всегда хорошо выглаженный костюм и клетчатую рубашку, типа «ковбойка», без галстука. На ногах никакого каучука, неразумные доставали по сорок, даже по пятьдесят рублей пара, Качалин носил туфли самые обыкновенные, чтобы глаза не зацепили.

В общем, увидев входящего на экзамен Игоря Качалина, большинство преподавателей охватывал острый приступ ностальгии. Разговаривая с профессорами между лекциями и отвечая на экзаменах, Качалин придерживался тона спокойного и уважительного, но без подобострастия, что тоже старшему поколению импонировало. К концу третьего курса к Игорю Качалину на кафедре, хотя он знаниями далеко не блистал, относились уважительно, выделяя среди пестрого и шумного студенческого братства.

Близких друзей, как и врагов, у Игоря в институте не было, почти со всеми он поддерживал ровные дружеские отношения, приятельствовал в основном со старшекурсниками. Не из престижных соображений, в те годы выражение это и не бытовало, а только складывалось. Игорь всегда был взрослее своих ровесников, они даже стеснялись его выдержанной рассудочности, пунктуальности, умения никуда никогда не опаздывать. Он слыл человеком слова, которое давал неохотно, зато обещания свои выполнял неукоснительно, требовал этого и от других, что делало дружбу с ним обременительной. Студенчество – пора бесконечных романов и скорых свадеб. А если ни то ни другое, так бесконечные разговоры «об этом». И здесь Игорь стоял особняком, ночью по Воробьевкам не бегал, а спал, в откровения не пускался, чужие признания выслушивал терпеливо, второй раз к нему за советом по наболевшему вопросу не обращались.