Хоби нажал своим крюком на кнопку интеркома на столе, потом наклонился вперед и вызвал секретаря. Он назвал его по имени, что было совершенно для него нехарактерно и случалось только в минуты сильного напряжения.
– Тони, нам нужно поговорить, – сказал он.
Тони покинул свой отделанный бронзой дубовый стол в приемной, обошел кофейный стол и сел на диван.
– На Гавайи летал Гарбер, – сказал он.
– Ты уверен? – спросил его Хоби.
Тони кивнул.
– «Америкэн». Из Уайт-Плейнса в Чикаго, потом в Гонолулу, пятнадцатого апреля. Вернулся на следующий день, шестнадцатого апреля, тем же маршрутом. Заплатил «Америкэн экспресс». Все в их компьютере.
– И что он там делал? – спросил скорее у самого себя Хоби.
– Мы не знаем, – пробормотал Тони. – Но можем догадаться, так ведь?
В офисе повисло угрожающее молчание. Тони наблюдал за здоровой половиной лица Хоби, ждал ответа.
– Я получил сигнал из Ханоя, – сказал Хоби, нарушив тишину.
– Господи, когда?
– Десять минут назад.
– Боже праведный, Ханой! – сказал Тони. – Дерьмо, дерьмо, дерьмо!
– Тридцать лет, – проговорил Хоби. – И вот это случилось.
Тони встал и обошел стол сзади, раздвинул пальцами две полоски жалюзи, и внутрь ворвался яркий луч солнца.
– Значит, вам нужно немедленно уезжать. Прямо сейчас, потому что стало очень опасно.
Хоби ничего ему не ответил, молча сжимая свой крюк пальцами левой руки.
– Вы обещали, – напряженным голосом проговорил Тони. – Первый этап, второй… И вот все случилось. Оба этапа. Боже праведный!
– Им все равно потребуется некоторое время, – возразил Хоби. – В настоящий момент они ничего не знают.
Тони тряхнул головой:
– Гарбер был не дурак. Он что-то знал. Если он полетел на Гавайи, значит у него имелась причина.
Хоби ухватился за крюк левой рукой и провел им по своему лицу, касаясь гладкой, холодной сталью грубых, уродливых шрамов. Иногда это помогало от зуда.
– А что Ричер? – спросил он. – Есть какие-нибудь новости?
Тони, прищурившись, выглянул сквозь щель в жалюзи на улицу, расположенную в восьмидесяти восьми этажах внизу.
– Я позвонил в Сент-Луис, – сказал он. – Ричер тоже служил в военной полиции, с Гарбером почти тринадцать лет. Такую же справку они выдали десять дней назад. Думаю, по запросу Костелло.
– Итак, зачем? – спросил Хоби. – Семья Гарбера платит Костелло, чтобы он нашел старого армейского дружка генерала. Зачем? С какой такой стати, черт подери?
– Понятия не имею, – ответил Тони. – Сейчас он бродяжничает. Там, где Костелло его нашел, он копал ямы для бассейнов.
Хоби едва заметно кивнул, продолжая думать.
– Военный полицейский, – пробормотал он себе под нос. – А теперь бродяга.
– Вам следует уехать, – повторил Тони.
– Мне не нравится военная полиция, – заявил Хоби.
– Я знаю, что вам она не нравится.
– Так что же здесь делает этот парень, который очень некстати путается у нас под ногами?
– Вам следует уехать, – в третий раз сказал Тони.
Хоби кивнул.
– Я очень гибкий человек, – сказал он. – И ты это знаешь.
Тони вернул жалюзи на место, и в комнате стало совсем темно.
– Я не прошу вас проявлять гибкость. Я прошу следовать вашему собственному плану.
– Я изменил план. Я хочу получить Стоуна с потрохами.
Тони обошел стол и снова занял свое место на диване.
– Оставаться слишком рискованно. Мы получили оба сигнала. С Гавайев и из Вьетнама, боже праведный!
– Я знаю, поэтому я снова изменил план.
– Вернулись к первоначальному?
Хоби пожал плечами и покачал головой:
– Объединил оба плана. Можешь не сомневаться, мы отсюда уберемся, но только после того, как я приберу к рукам Стоуна.
Тони вздохнул и положил руки ладонями вверх на обивку.
– Шесть недель – это очень, очень много. Гарбер уже побывал на Гавайях, господи помилуй! Он был генералом, и не простым, а какой-то шишкой. И ясно, что он что-то знал, иначе зачем бы ему лететь на Гавайи?
Хоби слушал своего помощника и кивал. Его голова двигалась в тонком луче света, который запутался в жестких пучках волос.
– Да, согласен, он что-то знал. Но он заболел и умер. И все, что он знал, умерло вместе с ним. Иначе почему его дочь обратилась к бестолковому частному сыщику и безработному бродяге?
– И что вы хотите сказать?
Хоби опустил крюк под стол и обхватил подбородок здоровой рукой, прикрыв расставленными пальцами шрамы. Он подсознательно делал так всегда, когда хотел казаться мирным и совсем не опасным.
– Я не могу отказаться от дела Стоуна, – сказал он. – Ты же это понимаешь, верно? Он просто сидит у нас на пороге и умоляет, чтобы мы его слопали. Если я его брошу, я буду до конца жизни себя ругать. Это будет трусостью. Я согласен, сейчас самое мудрое – бежать, но пускаться в бега раньше, чем возникает необходимость, тоже трусость. А ты ведь знаешь, Тони, что я не трус.
– И что вы хотите сказать? – снова спросил Тони.
– Мы сделаем и то и другое, только в ускоренном темпе. Я с тобой согласен, шесть недель – это слишком долго. Нам нужно убраться отсюда раньше чем через шесть недель, однако мы не уедем без куска, который нам преподнесет Стоун, поэтому мы начнем прямо сейчас.
– Хорошо, но как?