Ловушка

Как-то она затащила его в ресторан, хотя он не любил бывать в подобных заведениях, точнее, не мог себе позволить бывать, одичал вконец, все ему казалось, что в зале все исподтишка наблюдают за ним, и, наконец, уронил с колен салфетку, суетливо кинулся поднимать, несмотря на ее останавливающий жест – мол, на это есть официант. И обозлился. Сидел, остро ощущая дискомфорт. Ресторан был дорогой и почти полон.

– Откуда столько богатых бездельников? – сердито пробурчал он.

– Для журналиста, работающего на популярные газеты, ты слишком мало информирован, – сказала она язвительно, видимо, в глубине души солидарная с «богатыми бездельниками».

– Как будто в газетах ведутся расследования, кто как зарабатывает.

– Я могу сообщить тебе без всяких твоих журналистских расследований, – сказала она.

– На сегодняшний день у нас самые большие деньги – взятки.

– Погоди, – сказал он. – Мы где сидим. В ресторане? К чему этот разговор?

– Если тебе неприятно, не будем говорить, – послушно отозвалась она. – Вообще не будем говорить. Мне и молчать с тобой приятно. Особенно молчать.

– Спасибо, – сказал он и почувствовал себя немного уютнее. – Мне тоже.

Подошел официант и заменил ему салфетку. За спиной Гасанова тихо, как во сне, играл струнный оркестрик.

– Я знаю эту мелодию, – сказал он, улыбаясь.

– Еще бы, – улыбнулась и она ему. – Это мелодия твоей юности.

– Правда?

– Это песня Джона Леннона. «Битлз». Когда он был популярен у нас, я как раз родилась. Хочешь потанцевать?

– С тобой?

– Нет, со швейцаром. Вставай, лентяй.

Они медленно танцевали возле оркестра, и скрипач, когда они приближались к невысокой эстраде, сгибался пополам, будто стараясь подсунуть им под нос свою скрипку, угодить хотел. Но музыканты были очень хороши.

– Я отучился, – признался он виновато, – давно не танцевал.

– Нормально, – сказала она, прижавшись к нему всем телом, так, что, он почувствовал твердые соски ее грудей, не обременных бюстгальтером.

– Ты что, – сказал он. – Веди себя прилично. На нас смотрят.

– Кому мы нужны, – сказала она. – Я хочу тебя.

– Не сходи с ума, чушка.

– Будь ты потемпераментнее, мы бы сейчас заперлись в отдельном кабинете.

– Ты уже так делала? – спросил он, усмехаясь, хотя ему было явно не до смеха, хотелось превратить все в пошлую, циничную шутку, но не смог, слишком важен был для него сейчас ее ответ.

– Да, – сказала она отчужденно. – Каждый день. Пока не встретила тебя. Это важно?

– Пошли, сядем, пока скрипач не попал мне смычком в глаз.

Он помог ей сесть, сел на свое место и стал разглядывать людей, зал, музыкантов, скатерть. Как только они – единственная танцующая пара – покинули маленькую танцевальную площадку перед оркестром, скрипач успокоился и уже не сгибался пополам, будто у него болел живот, а стоял прямо, похожий на макаронину, играющую на скрипке. Все это он разглядывал, стараясь не смотреть на нее. Она же смотрела ему в лицо.

– Иногда ты бываешь невыносим, – сказала она.

– Очень часто, – согласился он и отпил из бокала с вином.

– Ты меня бесишь.

– Да? – сказал он. – Это повышает адреналин в крови.

– Я хочу уйти отсюда, – сказала она.

– В кабинет?

Она не ответила, поднялась, положила на стол деньги и торопливо направилась к выходу. Он встал и пошел за ней. И ему казалось, что все усмехаются ему в спину. Чувствовал себя старым альфонсом. Наверное, так о нем и думали все эти сытые, надушенные, усмехающиеся люди. Хотя на самом деле никто ему вслед не смотрел, даже макарона-скрипач, даже их официант, привыкший ничему не удивляться. Здесь никому ни до кого не было дела. Она знала куда с ним прийти. Он догнал ее на улице, когда она собиралась сесть в машину, схватил за руку, она вырвала руку.

– Больше всего я не люблю, когда меня ставят в смешное положение, – сказал он сердито.

– Это потому, что мнение окружающих для тебя много значит, – сказала она язвительно, изо всех сил стараясь побольнее уколоть его, – как бы ты ни старался казаться независимым. Он не отвечал, уставившись на ее руку, открывавшую дверцу машины – в памяти запечатлелись нервные движения красивых тонких пальцев. Оба чувствовали себя неловко, надо было как-то заканчивать этот эпизод, зашедший в тупик, но непонятно было – как именно. По логике, она, рассерженная, должна была сесть, хлопнуть дверцей и укатить, а он не должен был выходить из ресторана вслед за ней и накачаться вдрабадан. Но случилось то, что случилось: она вышла, он вышел, она застыла около машины, он застыл.

– Ладно, садись, мне не хочется ссориться, – сказала она.

– И не подумаю, – сказал он. – Поеду на такси.

– Хватит, садись, не зли меня, – проговорила она дрожавшим голосом.

– А что будет? Ударишь меня еще раз по голове? – чувствуя, что повел разговор не в том направлении, все же через силу сказал он.

– Ты же не хотел это говорить? – спросила она.

– Не хотел, – признался он, взял ее руку, легонько пожал. – Я – идиот.

– Догадывалась, – сказала она.

– И все-таки – связалась?

– Что поделаешь: сердцу не прикажешь.

– Звучит, как название индийского фильма, – он ухмыльнулся.