Ловкач Клайв явно не знал, что говорить. Одной рукой он судорожно перелистывал блокнот, другую сжал в кулак.
— Это та версия, которую Сара излагала врачам в реабилитационном центре, я правильно понял? — спросил он наконец.
— Да, правильно.
— Но разве она вам не рассказывала совсем другую историю — потом, наедине?
— Мм… нет. Сара всегда рассказывала одно и то же.
Макферсон снова сжала плечо Холлера. Это была почти победа.
Ройс понимал, что тонет, надежды нет, но все еще пытался барахтаться.
— Мистер Роман, второго марта этого года вы позвонили ко мне в контору и предложили свои услуги в качестве свидетеля. Так?
— Не помню когда, но было такое, да.
— Вы разговаривали с моим следователем Карен Ревелл?
— Да, говорил с какой-то женщиной, но имени не помню.
— Разве вы не рассказывали ей совсем другую версию убийства?
— Ну… я тогда присягу не давал…
— Это верно, но вы излагали другую версию?
— Может быть, не помню.
— Разве вы не сказали тогда Карен, что, по словам мисс Глисон, ее сестру убил отчим?
Холлер вскочил, протестуя против наводящих вопросов, которые к тому же безосновательны — свидетелю навязывают лживую версию, чтобы ввести присяжных в заблуждение. Брайтман поддержала протест.
— Ваша честь, — сказал Ройс, — защита просит время, чтобы переговорить со свидетелем.
Прежде чем Холлер успел возразить, Брайтман отклонила просьбу:
— Согласно показаниям самого свидетеля, для переговоров у вас было время начиная со второго марта. До обеденного перерыва тридцать пять минут, тогда и поговорите, а пока задавайте следующий вопрос.
— Спасибо, ваша честь.
Ройс уставился в блокнот. Со своего места Босх видел, что смотрит он на пустую страницу.
— Мистер Ройс?
— Да, ваша честь, я только проверил дату… Мистер Роман, зачем вы мне позвонили второго марта?
— Ну… я услышал по телевизору о судебном процессе, как раз вы и рассказывали — вот и решил… я знаю Сару, может, смогу чем-то помочь. Вот и позвонил на всякий случай.
— И потом приехали к нам в контору, верно?
— Да, вы прислали за мной ту женщину.
— И вы рассказали нам об убийстве совсем не то, что рассказываете сегодня, верно?
— Ну я же сказал, что не помню точно. Я наркоман, сэр, и много всякого говорю, а потом забываю. Помню только, что та женщина обещала поселить меня на время процесса в хороший отель, а у меня тогда как раз не хватало денег на жилье… вот я и рассказал все, как она научила.
Босх в восторге ударил себя по ляжке. С защитой было покончено. Он взглянул на обвиняемого — тот, видимо, почувствовал и обернулся. В глазах Джессапа горели гнев и осознание катастрофы.
Босх чуть подался вперед и выразительно провел большим пальцем по горлу. Джессап отвернулся.
39
Я не раз испытывал радость в зале суда. Стоял рядом с человеком, которому добыл свободу собственными руками, с дрожью в сердце ощущал свою правоту, выступая перед присяжными, безжалостно сокрушал лжецов, корчившихся на свидетельском месте, — из-за таких моментов я и люблю свою профессию. Однако ни один из них не мог сравниться с тем, что я испытал, когда защита Джейсона Джессапа расползлась по швам на моих глазах.
Когда Эдди Роман позорно дезертировал, моя бывшая жена и второй обвинитель в порыве чувств сжала мне плечо почти до боли, и ее легко было понять. И без того слабая версия обвинения рассыпалась на глазах, присяжные поняли, что вся стратегия Ройса построена на намеренной лжи. В суде такого не прощают. Мы победили, и это знали все — от судьи Брайтман до последнего зеваки в задних рядах. Джессапа вновь ждала тюремная камера.
Я обернулся и кивнул Босху. В конце концов, идея с «немым свидетелем» принадлежала ему. Я видел всем понятный жест Гарри, видел и глаза Джессапа.
Однако заседание еще не закончилось.
— Мистер Ройс, — произнесла Брайтман, — вы будете продолжать?
— Одну минуту, ваша честь…
Над вопросом судьи и в самом деле следовало поразмыслить. В сложившейся ситуации Ройс мог либо списать потери и прекратить допрос, либо ходатайствовать о признании Романа предубежденным свидетелем, дающим показания в пользу противной стороны. Хотя последнее едва ли полезно для профессиональной репутации, однако дает некоторую свободу, позволяя задавать более изощренные вопросы с целью выяснить, почему свидетель вдруг изменил показания. С другой стороны, здесь имелась определенная опасность, поскольку Ройс не включил ожидаемые показания в материалы для обмена сведениями.
— Мистер Ройс, — прикрикнула Брайтман, — наше время не резиновое! Задавайте вопрос, или я передаю слово обвинителю для перекрестного допроса.
Ройс мрачно кивнул, принимая решение.
— Прошу прощения, ваша честь. У защиты больше нет вопросов.
Он понуро побрел к своему столу, где ждал не менее подавленный клиент. Я встал и пошел к трибуне, не дожидаясь приглашения судьи.
— Должен признать, мистер Роман, что ваши показания несколько удивили меня. Так говорила Сара Глисон, что ее сестру убил отчим, или не говорила?
— Нет, не говорила. Меня научили это сказать.
— Кто научил?
— Защитники — женщина-следователь и Ройс.