Ловушка для беглецов

— При чем здесь космонавты? — спросил Фимка, отламывая себе кусок хлеба. — Мы же по рекам будем плыть, а не в космосе летать.

— Да нет, это я о названии. Помните, когда американцы вместе с нашими космонавтами летали, то этот полет назывался «ЭПАС». Ну вот, я и подумал, что у нас почти так же могло получиться. Только надо, чтобы Алёшка с нами пошел. — И я торжественно произнес: — Экспедиция Пашки, Алёшки и Фимки. Понятно? Букву «И» можно убрать, и получается «ЭПАФ». У космонавтов «ЭПАС», а у нас «ЭПАФ»…

— И совсем не «ЭПАФ», — перебил меня Фимка. — Меня же по-настоящему Серафимом зовут, значит, у нас тоже, как у космонавтов, — «ЭПАС».

— Вот! Даже еще лучше! — похвалил я своего друга. — Настоящий «ЭПАС»! — и поглядел на Алёшку. — Может, ты все-таки пойдешь с нами, а?..

— Не смогу я… — тихо сказал он.

— А почему? Ведь так отлично получилось: почти взаправдашний «ЭПАС»!

— Понимаешь, Пашк, — ответил за него Фимка, — он неделю назад письмо матери написал, чтобы она приехала, а она, может, письма не получила или еще что — только не едет вот. Дай супчику, — сказал он и отправил себе в рот большущий кусок хлеба.

Ты не очень налегай, чтоб всем поровну, — предупредил я. — Алешк, а ты с кем живешь?

— Сейчас ни с кем… А вообще-то я у дяди Толи жил…

— Дядя Толя — это брат его матери, — опять влез Фимка. — А у него еще жена есть. Ух, злая! Тетя Клава… Ну чего? Чего ты на меня так смотришь! Я же знаю. Он мне рассказывал.

— Ну и помолчи, если рассказывал, а я сам хочу узнать, — обозлился я на Фимку. Лезет тут, когда его не спрашивают. — А родители тебя что… бросили?

— Они не бросили… — Алёшка грустно посмотрел в угол чердака на поломанные корзины. — Они на Камчатку три месяца назад уехали… Из-за школы меня не взяли с собой. Папа сказал, что ученье — это главное. А мама обещала приехать за мной, как я третий класс закончу… А недавно письмо прислали, что сейчас не могут меня взять. Дома там какие-то, что ль, не построили… — тихо сказал Алёшка, и его тонкие губы чуть дрогнули.

— Ты пей, пей, а то остынет. — Я подлил ему в пластмассовую крышку от термоса горячего, дымящегося чаю. — Конфету еще хочешь? Бери.

— Спасибо.

Мы помолчали. Да и что тут скажешь — одному на свете все-таки плохо жить.

— А почему от этого… дяди Толи ушел?

— Семью не хотелось разрушать.

— Что разрушать? — опешил я.

— Семью. Тетя Клава не хочет, чтобы я у них жил. Она говорит, что я навязался на их шею. А позавчера она сказала дяде Толе, что если я еще хоть неделю останусь у них, то ноги ее не будет в доме. А дяде Толе неудобно перед моей мамой, он же сам меня взял.

— Ну и пусть эта твоя тетя Клава уходит! — решительно предложил я.

— Нельзя, чтоб она уходила, — не согласился Алёшка. — Дядя Толя знаете как ее любит! Больше жизни. Это он мне сам сказал, когда мы с ним горевали у телевизора.

— И как можно такую злую любить?! — фыркнул Фимка.

— Она красивая, — объяснял Алёшка. — Только недобрая…

— Все равно твой дядя Толя немного того!.. — Фимка покрутил пальцем около виска. — Меня бы никто не заставил такую злую любить!

— Меня бы тоже, — согласился я с ним.

— Нет, дядя Толя очень хороший! Он фотограф. У него знаете фотографий сколько! На всех стенах фотографии разные!.. А когда тети Клавы нет, он меня на колени сажает и всегда говорит: «Давай погорюем с тобой, племянник». Это значит, что он будет все рассказывать, а я слушать.

— Ясно, втюрился он в нее.

— Ага, втюрился, — кивнул мне Алёшка. — Он сам знает, что она недобрая, только ничего с собой поделать не может. Он говорит, что у него планида такая.

— Что у него? — не понял я.

— Планида такая.

— А это что?

— Дядя Толя сказал, что мне этого еще не понять, только я все равно понял. Это у него жизнь такая плохая. Ему с тетей Клавой плохо, а без нее будет еще хуже.

Алёшка сидел, облокотившись на ящик, подперев рукой голову. И я почему-то подумал, что он здорово похож на того пацана из мультфильма, который дружил с Карлсоном. У Алёшки только волосы светлее, и курносее он того пацана… А так — очень похож. Особенно глаза.

— Вот я и решил не мешать им. Пусть одни живут, если им так нравится… — сказал Алёшка и беззвучно вздохнул. Видно было, как плечи его высоко приподнялись и тут же опустились.

Я теперь понимал, что Алёшку нельзя оставлять на чердаке. Как только начнет темнеть, сторож в любую минуту может прийти за ворованной тканью.

И первый раз я пожалел, что мы с Фимкой сожгли дневники. Ведь как было бы хорошо взять да вот прямо сейчас пригласить Алёшку жить к себе домой. Родители — ничего, они бы поняли.

А теперь если они все узнают, то наша с Фимкой планида будет в сто раз хуже, чем у Алешкиного дяди. Но что сделано, то сделано…

Главное, если мы даже поселим куда-нибудь Алёшку, то совсем неизвестно, когда приедет его мать. Камчатка вон как далеко!.. А нам ведь завтра утром уходить надо.

Я чувствовал — необходимо что-то придумать!..

И я придумал.

Глава двенадцатая. НА РАЗВЕДКУ