Мне было обидно, что я спустился хуже Фимки, а тут еще и подошву оторвал. Но ему же не докажешь, что все дело в альпинистских ботинках — мои-то скользят. Чтобы он не приставал со своими дурацкими вопросами, я отвернулся и посмотрел на чердак. Алёшка глядел сверху испуганно, видно было, что он тоже переживал за меня. Я не выдержал:
— Ну что смотришь! Все нормально. Убирай лестницу.
Алёшка быстро втянул материю на чердак.
— Пока! — сказал я Фимке. — Тебе направо, мне налево.
— Может, на автобусе лучше? — кивнул Фимка на рваный ботинок.
— Без тебя знаю! Ты давай быстрее с лопатами возвращайся.
Ты тоже скорей приходи, — сказал он, и мы, помахав на прощание Алёшке, пошли в разные стороны.
Фимка побежал в поселок к себе домой, а я заковылял через огороды в парк, за которым сразу начинался город.
Как мне объяснил Алёшка, его родственники жили напротив аптеки в пятиэтажном доме. Наша школа находится неподалеку, и я сразу вспомнил этот дом, потому что на нем стоит «Труд». Ну, на крыше слово такое составлено из больших букв. На двух соседних домах «Мир» и «Май», а над Алешкиной тетей Клавой — «Труд».
Я знал, что туда топать прилично и лучше было бы доехать, но не хотелось рисковать. Механик так и пасся на автобусной остановке — это было его любимое место. Он там все лавочки своим именем изрезал.
«Ничего, — думал я, идя по аллее парка и поглядывая по сторонам, — тише едешь — дальше будешь. Главное, что теперь все уже ясно. Если даже Алешкина мать через месяц приедет, все равно проживем. С продуктами, наверно, будет плохо… Но ничего — выкрутимся. Вон огородов сколько! Огурцы, редиска, а там, глядишь, и помидоры поспеют…»
Я старался идти быстро, но это у меня плохо получалось: мешал разорванный ботинок. В парке еще можно было не обращать внимания на то, что подошва подворачивается и шлепает о землю, потому что народу здесь почти не было. Но в городе, когда я пошел по центральной улице и прохожие стали на меня оглядываться, пришлось пойти совсем медленно. Но и так тоже было не очень хорошо идти, потому что теперь я почти волочил ногу, стараясь не отрывать ее от асфальта. Конечно, теперь никто не видел рваного ботинка, но походка зато стала какой-то чудной. Со стороны, наверное, могло показаться, что у меня одна нога короче другой.
Но это все было бы еще ничего, если б мне по дороге не попалось мороженое. Из-за него я, кажется, потом и заболел. Хотя любой на моем месте не выдержал бы — продавался пломбир в стаканчиках! Нет, вначале я решил не тратить деньги — они нужны были для дела, а потом подумал: «Почему не купить? Я ведь не себе одному, а всем. И потом, надо же как-то отметить начало нашей новой жизни. Алёшка с Фимкой еще как обрадуются, когда я им на чердак принесу мороженое! Здравствуйте, а я с подарком! Вот вам гостинец из города».
Я как представил все это — сразу купил три порции. Одну не выдержал и стал облизывать, а две сунул в карманы куртки.
«Ничего — не растает, — решил я. — Разведаю и быстренько обратно».
Когда я уже подходил к дому, где жили Алешкины родственники, мне встретился милиционер. Высокий, он шел среди людей спокойненько, не обращая ни на кого внимания и совсем не зная, где лежит ворованная ткань. Когда он приблизился ко мне, сердце у меня так сильно застучало, что я даже забыл про мороженое. Мне так захотелось остановить этого милиционера и рассказать ему о лестнице, о стороже — в общем, все-все.
Но я не остановил его и прошел мимо. Конечно, если б мы рассказали милиции о ворах, то нас, глядишь, и правда наградили бы, только ведь тогда пришлось бы признаться, что мы дневники сожгли. А если родители про дневники узнают, то ни на что не посмотрят, всыплют, как говорит мой отец, «за милую душу»! Нет, нельзя было ничего рассказывать. Все наши планы рухнули бы. Да и из-за Алёшки тоже надо молчать.
«Ладно, потерпите немного, — думал я, — скоро письмо получите. Тогда посмотрим, как дядя Вася запрыгает!..»
Свернув в переулок, я вошел во двор Алешкиного дома, но тут же кинулся назад и притаился за углом.
Отдышавшись, я потихоньку выглянул. Во дворе все было обыкновенно. Стояли качели, детская горка, песочницы для малышей, сушилось белье, развешенное на веревках. Около дальнего подъезда, куда мне и надо было пройти, на лавочке сидела старушка. Но не это испугало меня.
В центре двора находился скверик. Росли высокие кусты, несколько тоненьких берёз, желтые цветы на круглой клумбе. И в этом скверике я увидел дядю Игната, отца Бяшика. Он стоял боком ко мне, курил и, казалось, кого-то ждал, неожиданно посмотрел в мою сторону, еще немного, и он заметил бы меня, но я успел снова спрятаться за угол.
Глава тринадцатая. ЕЩЕ ОДНА ЗАГАДКА
Я успел спрятаться за угол дома, и отец Бяшика меня не увидел. Но, постояв немного, я вдруг подумал: «А чего это я прячусь?..»
Конечно, поблизости мог быть Механик, но в городе мне нечего бояться. Тут народу вон сколько — попробуй тронь!