Ловушка для декана

Уже на подъезде схватки участились настолько, что даже таксист испугался — на такой скорости влетел на парковку, что чуть людей не посбивал. Вот были бы роды, если бы все же сбил!

— Не волнуйтесь так, в первый раз долго рожают, — успокоил его Матвей, но как-то не очень уверенно.

Как назло, мне снова скрутило низ живота — причем так, что захотелось побиться головой о боковое стекло.

— Я все же думаю, Любой надо назвать ребенка, — первое, что я услышала, когда вернулась из своего маленького, персонального ада.

И зашипела, сразу же забыв о боли.

— Какая еще Люба! Сто раз ведь обсуждали! Тот факт, что твою тетку звали Любой, не означает, что я буду так называть свою дочку!

— Обсуждали, но ведь я еще не согласился! Твоя Аня ничем не лучше!

— Аня — это интернациональное имя! Она где угодно сможет жить с этим именем! И… никто смеяться не будет… Фак!

— Да чего бы над именем смеялись? На западе уже давно никто не смеется над именами. Толерантность, милочка, слышала про такое?

И только когда, пулей пропустив через приемный покой, меня уложили в особую палату, где проверяли на «готовность», я поняла, что Донской мне просто зубы заговаривал и специально злил, чтобы отвлечь! Уже ведь давно все решили — Аня «ин», Люба «аут»!

А он, зараза, оказывается, умеет зубы заговаривать! Я инстинктивно вцепилась в руку мужа — вот теперь точно никуда не отпущу, пусть заговаривает!

Вошла медсестра, полезла проверять, что там с «готовностью». Донской целомудренно отвернулся, а меня вдруг разбило такой болью, что я забыла абсолютно все свекровкины увещевания.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Эпидюрал — райт нау! — заорала так, что действительно чуть стекла не повылетали.

Донской чуть не присел от страха. Выругался и повторил — на чуть более красноречивом английском, с истерическими нотками в голосе.

– Да! Моя жена будет рожать только с эпидуральной анестезией! Нам не нужны лишние страдания. Зовите врача!

Медсестра подняла голову, вытащила руку из-под простыни, прикрывающей мои нижние регионы, и обвела нас обоих странным взглядом.

— Я вообще-то рада бы… — медленно произнесла — неожиданно по-русски. — Вот только запихнуть ребеночка обратно я не смогу, к сожалению. Или к счастью…

— Что?! — мы вцепились друг в друга в полнейшем ужасе.

— У вас полное раскрытие, девушка. Одиннадцать сантиметров. Эпидурал вас уже не спасет.

— О боже… боже… — я вдруг заплакала. — Матвей, я боюсь…

— Тшш… Не бойся… Я все решу… Сейчас приведу врача! — на лоб легкая теплая, слегка подрагивающая рука, и сразу же стало легче. Вот прям физически.

Медсестра усмехнулась.

— Решайте, ради бога, папочка. А мы пока родимся. Да, малыш? — она снова приподняла простыню, обращаясь к кому-то у меня между ног.

— О господи…

Он хотел было убежать — вероятно, требовать, чтобы прислали анестезиолога, но я не пустила — уже ничего не соображала. Вцепилась в его руку, как утопающий в соломинку и не отпускала, пока везли на каталке в палату, пока переодевали и укладывали на высокую кушетку с поручнями.

Анестезиолог пришел сам, осмотрел меня, померял давление, посмотрел на мониторы… и покачал головой.

— Опасно… Эпидурал затормаживает схватки, а на таком этапе… Нет. Не возьмусь. Не то придется вообще резать. Рожайте сами, девушка. А я не берусь.

И ушел.

— Сууука! — взвыла я в потолок. Где это видано?! И это супер-бупер клиника?! Еще пусть повитуху позовут, уроды!

Новой схваткой прорезало так, что в глазах зарябило. Медсестра мешалась, бегала вокруг, прикрепляя какие-то новые датчики, штуку для давления и лепеча что-то по-английски, но с таким жутким индусским акцентом, что я в нормальном состоянии-то не поняла бы.

— А ну-ка встань! — Донской вдруг остановил медсестру жестом, и потянул меня за руку, как только отпустило.

— Чего? — охая от стягивающей поясницу и таз боли, я потянулась следом, не понимая, что ему нужно от меня, и как я могу встать, когда через секунду это начнется опять!

— Мисс, хватит! — рявкнул вдруг на тетку, не оставляющую меня в покое. Та аж подпрыгнула. — Встань и облокотись на кушетку, Лера. Ага, вот так…

— Ты откуда знаешь? — огрызнулась я, слушаясь, но уже готовая обвинять его во всех смертных грехах.

Все из-за него! Никогда больше… Не дотронется до меня без презерватива — пусть хоть разводится!

И так учебу теперь непонятно как заканчивать…

Новая схватка ослепила… вогнала в какое-то странное, обжигающее оцепенение, будто нижнюю часть моего тела скрутили жгутом, чтоб не дергалась, и погрузили в чан с кипящим маслом… Вцепившись ногтями в хлопчатую простынь я зажмурилась, пережидая, перепрыгивая с одного маленького вдоха на другой…

— Я тебя люблю.

Как сквозь туман слова достигли моих ушей. Вспомнив, как дышат без хрипов и стонов, я приоткрыла один глаз.

— Ты что… почувствовал… что… я хочу тебя убить?

Донской, согнувшись и опираясь на кровать рядом со мной, боднул меня лбом.

— У тебя это написано на лице. Но я все равно тебя люблю.

Теплая рука легла мне на голову, убрала вспотевший локон за уши, вплелась в волосы…

Я всхлипнула.