Ловушка для диггера

– Интересная теория. А вот у Мириха сказано…

– Друг мой, станем ли мы вспоминать труды Мириха здесь, в этих стенах? Ему дано одно познание, нам другое. Которое истинно?

– Истинно само познание.

– Это так, друг мой. Истинен процесс, а результат… Результат вполне может оказаться ложным.

Александр Александрович остановился возле двери, окованной железом. С легкостью открыл ее.

Герман поднял подсвечник, освещая путь. Когда молодой человек подошел ближе, он в изумлении открыл рот: прямо посреди тесной комнаты стоял небольшой сундук.

Не дожидаясь, пока Герман закроет рот, Александр Александрович вошел в комнату и остановился возле сундука.

– На днях ты был посвящен в тайны Ордена «Звезды», – торжественно начал он. – Я счел возможным, учитывая твое рвение, посвятить тебя еще в одну тайну.

– Это честь… я не знаю… достоин…

– Поставь подсвечник, мой друг, и подойди.

Герман засуетился. От полноты чувств он не мог выбрать угол, в который ему поставить подсвечник.

Александр Александрович терпеливо ждал.

– Открой крышку сундука, мой друг.

Герман упал на колени, словно ноги отказались ему служить. Дрожащими руками он поднял тяжелую крышку.

Александр Александрович жадно наблюдал за тем, как вытянулось у молодого человека лицо, как пробежала судорога, искажая и без того лишенные привлекательности черты.

Теплый свет, падающий от свечей, играл на алмазных гранях венца. Золотой блеск приковывал внимание, очаровывал, манил. От него невозможно было оторваться.

– Это, – сдавленно выдавил из себя Герман, – венец…

– Ты прав, мой друг. Это тот самый венец, который император Август возложил на голову усопшего Александра Македонского. Помнишь, как у Светония? «И осмотрел он тело Великого Александра, гроб которого вынесли из святилища. И в знак преклонения он возложил на его чело золотой венец и усыпал тело цветами». Венец власти, венец скорби и познания. Вечный скиталец, венчающий головы царей. Многие ныне здравствующие цари, отдали бы все – и это не преувеличение – за право им обладать… Можешь его коснуться, мой друг, я позволяю.

– Честь… честь… для меня?

– Pourquoi pas, mon cher, pourquoi pas?*

С великой осторожностью, Герман взял священную реликвию, поднял, извлекая на свет из сундука. Восьмиконечная звезда сияла. Блики света заскользили по стенам.

– Чувствуешь, как остры его грани? Осторожно, мой друг, ты порезался. Путь познания тернист.

Герман его не слушал. Его глаза блестели. Приоткрытый рот исторгал восхищенный шепот. Из пореза на пальцах выступила кровь – черная в неярком свете свечей. Герман не обращал на нее внимания. Его взор приковывал венец. Венец императоров, венец царей.

– Довольно, друг мой, – мягко попросил Александр Александрович. – Теперь положи его на место. Иначе, он лишит тебя жизни.

Молодой человек вскинул на него отрешенный от происходящего взгляд и осторожно положил венец на груду золотых тетрадрахм, с высеченным на них профилем Александра Македонского. Потом, не дожидаясь дальнейших указаний, аккуратно закрыл крышку.

В комнате потемнело.

– Да, мой друг, в твоих глазах я вижу невысказанный вопрос. Разве здесь, под землей, должна находиться реликвия? Отвечу тебе. Человечество не готово принять такой подарок. Время сильных царей не пришло. В наши дни цари слабы, люди легкомысленны. Проведя долгое время здесь, венец напитается темной субстанцией, которая опускается под землю. И обретет власть, соединив два мира. Все, что мы можем – дать венцу достойных стражей и атмосферу… Ты плохо себя чувствуешь, мой друг?

– Да. Горло… пересохло. Я…

– Ты присядь.

– Но, – Герман огляделся по сторонам.

– Опустись на камни, мой друг. Я подожду, пока ты придешь в себя, – тихо сказал Александр Александрович.

Герман не мог возражать. Даже, если бы и захотел. Силы оставили его. Он упал на каменный пол как подкошенный. Голова его с неприятным стуком ударилась о стену. Но глаза… глаза удивленно смотрели на Александра Александровича.

– Что поделать, мой друг? У священной реликвии должны быть стражи. Так сказано в стародавних трудах основателей Ордена. Ты посвящен недавно. Однако давал клятву, что отныне жизнь твоя, заполненная служением, принадлежит Ордену. Так радуйся, она понадобилась. Ты отдашь больше, чем многие из нас.

Удивление в глазах Германа сменилось выражением ужаса. Он захрипел, но не смог выдавить из себя ни слова. На губах его выступила пена.

– И два стража – человек, наделенный душой и бездушное создание – женщина, займут место свое у трона… Ты не будешь одинок, страж.

Александр Александрович окинул взглядом стены, словно приглашал их в свидетели, переступил через длинные ноги Германа, взиравшего на него с безумной мольбой и открыл еще одну дверь.

Света, падающего от свечей, хватило на то, чтобы разглядеть нишу, выбитую в стене и тело девушки, лежащей на животе, без сознания. Затылок ее был мокрым от крови. Худенькая, сплошные кожа и кости – девушка дышала. Дыхание ее было хриплым и неровным.

Александру Александровичу не составило труда подхватить на руки хрупкое тельце и внести в комнату. Он едва не споткнулся о ноги Германа, вытянутые в проходе.