— Что происходит? — спустился Хонбин, разглядев скопление друзей и их спутницы. Буддийские монахи бродили вокруг, занимаясь своими делами, и не вмешиваясь в происходящее.
— Она не отпускает Лео, — прокомментировал Хоакин.
— Так уведи её, — третий подошёл к девушке сзади. — Заринэ, у нас есть дела, у нас есть долг, который мы не можем выполнять, если ты будешь нам мешаться. Пойми это, умерь свои чувства и пожелай нам счастливого пути.
Руки болели от напряжения. Сила, с которой она вцепилась в Лео, была максимальной, какую она могла когда-либо применить. Заринэ почувствовала себя на краю пропасти, будто её оставляли в закрытом гробу, который вернут обратно мужу. Приоткрыв рот, чтобы дышать глубже, персиянка до рези сжала веки, из-под которых слезы капали на носы сапог Лео. Он был единственным, что она обрела, покинув всё, бросив всё. Нет, у неё и тогда ничего не было, и сейчас ничего не имеется. Только тонкое взаимопонимание, на уровне души, эмоций, чего-то глубоко запрятанного связало её с этим восточным странником. Всё стало прочнее и важнее, ведь он овладел ею, и она приняла это, а что будет, если он оставит её? Придут другие? На что они обрекают её? Если она не станет принадлежать Лео, то рано или поздно её швырнут какому-либо мужчине, ведь женщина не может сама по себе, она живет только при мужчине, под его властью, и Заринэ хотела, чтобы эта власть над ней безраздельно досталась в руки Лео, её немого защитника. Его молчаливый образ был так близок её собственному, её многолетнему молчанию и покорности, потаканию. С самого детства она не смела лишний раз произнести и слова, а если что-то и говорила, то этому не придавалось значения, это никто не слышал. Она тоже была немой, умеющей говорить немой. Лео был дорог ей, как олицетворение всего, благодаря чему она победила в своей недоброй судьбе, он был противоположным отражением её слабостей, её неволи. Такой же страждущий, непонятый и одинокий, но такой, в отличие от неё, самостоятельный, почти всемогущий. Он был дорог ей как мужчина, единственно которому она захотела принадлежать, и ей было страшно, что возникнет другой. А так и будет, если она потеряет Лео.
— Я не буду мешать! Возьмите меня с собой! — попросила она, разве что ещё зубами не вцепившись в обувь Лео.
— Это невозможно, — отрезал Хонбин и нагнулся, подхватив Заринэ. — Помогите! — Тот, за кого она держалась, старался как можно более безболезненно расцепить её пальцы. Эн тянул её за плечи, а Хонбин обхватил за талию. Справиться с дикой и влюбленной девчонкой оказалось не такой-то простой задачей даже для трех очень сильных мужчин.
— Не-ет! — завизжала она, наконец обратив к ним внимание монахов. Улыбнувшись и распрямившись на миг, Эн развел руками, закрывая собой Бродягу, отрывающего персиянку от Лео.
— Извините, небольшие технические неполадки, сейчас прекратим. — Хонбин сумел развести руки Заринэ и, подхватив её из-за спины под грудью, потянул назад. Её глаза встретились с глазами Лео, увидевшими такое беспросветное отчаяние и такой ужас потери, что у него перехватило дыхание. Тянущаяся к нему и не прекращающая рваться, девушка в последний момент заметила кинжал на поясе Лео и, согнувшись и выхватив его, развернула на себя лезвие. Не думая, прекратив кричать и брыкаться, Заринэ с размаху понесла руку к своему горлу. Едва успев, чтобы не случилось непоправимое, Лео перехватил её руку, когда из тонкой полоски царапины чуть завиднелась кровь. — Заринэ! — Ахнул Эн, которому стало не до шуток. Хонбин выкрутил ей руки, пока Лео, отобравший своё оружие, оглушенный предотвращенной непоправимостью, смотрел с осознанием своей вины на окрасившийся алым кончик ножа.
— Что ты делаешь, дурёха?! — Держа её в тисках своих мускулистых рук, Хонбин поубавил той холодности и непререкаемости, с которой говорил Заринэ об их расходящихся с ней жизненных путях.