— Унсури! — окликнул меня Локен. — Ты в порядке?
— Да… слегка зависла.
— «Выключи» свои способности, они пока не нужны. Я итак вижу, куда ускакал песик.
Я кивнула и, достав бутылку воды, немного смочила горло. Локен не стал меня торопить, дал минут пять на то, чтобы я пришла в себя. Постепенно мне удалось абстрагироваться, и джунгли больше не оглушали, не ослепляли и не душили. Мы шли медленно; Локен часто останавливался, отмечая что-то, только одному ему видимое, и помечал наш путь, чтобы мы не заблудились, возвращаясь. Мужчина был сосредоточен и серьезен; двигался плавно, осторожно, не совершал лишних движений и ступал мягко, как хищник, выслеживающий добычу…
— Кто научил тебе идти по следу? — спросила я.
— Отец, — ответил Локен. — Я рано стал сопровождать его на охоте. А джунгли практически везде одинаковы.
— Х-м, — задумчиво протянула я.
Джунгли на планетах Республики Орион редкость, по крайней мере, на тех планетах, которые безопасны и хорошо заселены. Значит, либо Локен рос на экзотичной для Республики планете, либо рос на планете другой системы. Я вспомнила слова, сказанные Локеном в бреду. Он сказал, что его родные мертвы. Если учесть, что планеты Республики чаще всего попадают под атаки спящих, или рептилоидов, то можно сделать вывод, что планету Локена бомбили, а его семья погибла при этом.
— Унсури, — шепнул он, остановившись, и предостерегающе поднял руку. Но я и сама уже подметила примятые кусты, кривые царапины на стволе дерева-гиганта. Сконцентрировавшись, я мысленно позвала Улыбашку, и он отозвался.
— Арве, тихо, без резких движений, — быстро сказала я. — Лучше вообще отойди.
Локен послушался беспрекословно и ступил назад. Я мысленно поймала волну Улыбашки, успокоила его, убедила, что опасности нет, но не сразу смогла взять его под полный контроль. Тхайн спустился позже… Он выглядел неплохо, но я не могла не заметить, как бережливо он поджимает искалеченную лапу.
— Иди сюда, мой милый, — заворковала я, и, когда он шагнул ко мне, опустила руку псу на загривок. Тхайн боднул меня лобастой головой, влажным носом потыкался в ладонь и шумно, тепло вздохнув, присел. Я гладила его длинными уверенными движениями, чувствуя, что ему приятны мои движения, и улыбалась. Теперь понимаю, почему Нигай называл его красавцем: он и есть красавец, прекрасно приспособленный к жизни хищник, совершенная собака.
У меня от сердца отлегло. Найден! Осталось только вылечить.
— Локен, можешь выйти, он не опасен, — сказала я.
Орионец медленно вышел из кустов, не сводя глаз с тхайна. Улыбашка отметил появление нежеланного самца-человека, но отреагировал только настороженностью, ибо все его опасные инстинкты были под моим контролем.
— Улыбашка… — произнес Арве, приглядываясь к псу. — Ты его так из-за морды назвала?
— Да, ты тоже заметил улыбку?
— Как такое не заметить… Я могу подойти ближе? Он не бросится?
— Нет. У нас с ним сейчас один ум на двоих.
Локен глянул на меня с опаской.
— Вот это и страшно.
— Хватит ерничать. Нужно решить, что с ним делать. У него лапа сломана, причем в двух местах. Видишь, как он ее поджимает? Зажить-то она заживет и без нас, но кости срастутся неправильно, и он будет не такой ловкий, как другие тхайны.
— Ты не из-за лапы за ним вернулась, — покачал головой Локен, подходя.
Я кивнула, давая мужчине понять, что коснуться тхайна можно. Решившись, он протянул руку и дотронулся до спины тхайна. Улыбашка дернулся, показал клыки, на которых поблескивала ядовитая слюна, но Локен руки не убрал и испуга не показал.
Я стала гладить тхайна усерднее, чтобы его не так сильно волновали присутствие и прикосновения «чужака-самца».
— Он не жилец, — гладя тхайна, сказал орионец. — Тхайны живут стаями, одиночные особи много не протягивают. Здесь, на Гебуме, правят инсектоиды, они всеядны, и между крупными хищниками других видов идет борьба за еду. Улыбашка все еще жив, потому что ему везло. Наткнись он на других тхайнов, те бы его убили, как конкурента и чужака. Этот пес еще и бешеный, озлобленный, страха перед сородичами не знает.
— Откуда ты знаешь, что он озлобленный?
— Я не эмпат, Унсури, но знаю, что животные, как и люди, страдают от тоски, от боли, от потери достоинства… Глаза этого тхайна о многом говорят. Приглядись: в них безумие. Поэтому, — мужчина усмехнулся, — у меня сейчас поджилки трясутся.
Я потрепала тхайна за ушами. Улыбашке пришлось изведать в своей короткой жизни много боли. Потому что только боль, ослепляющая и парализующая, может заставить такое гордое животное выполнять приказы. Уверена, этому ублюдку Нигаю доставляет особое удовольствие дрессировать и подчинять сложных животных…
— Где-то в нем должен быть управляющий имплант, — добавил Локен. — Но без специальной гарнитуры имплант бесполезен.
— Да, я помню, когда натравила тхайна на Нигая, тот полез в карман, но не успел достать, что хотел…
— Что будешь делать с Улыбашкой? На станцию отвезешь?
— Да, — решила я.