— Кто дал вам право меня оскорблять? — отчеканила я уже не просто холодно, а поистине ледяным голосом, и Улыбашка, распознав недовольство в моем голосе, бросился на прутья решетки, чтобы устранить субъекта, на которого недовольство направлено.
Локен невозмутимо шагнул назад, словно ожидал этого, а Гетен подскочил, и на его лице на целое мгновение появилось испуганное выражение. Мне хватило этого мгновения, чтобы почувствовать удовлетворение.
— Ко мне, милый, — отозвала я тхайна, и добавила с мстительной улыбкой: — Не пугай профессора.
Профессор побелел от возмущения; правда, быстро справился с собой, и скоро возмущение на его лице сменилось хитрым выражением:
— Никак смелости набралась, Унсури? А будешь ли ты такой смелой без тхайна?
— Вас это не касается. Если это все, что вы хотели сказать, то я попрошу вас уйти и не раздражать тхайна.
— И то верно. Нечего тратить время на разговоры с тобой.
Гетен, развернувшись, пошел к выходу. Излишней добротой и тем более совестливостью этот человек не отличался и, более того, был этими качествам обделен. Поэтому меня не удивило, что он не принес извинения за то, что вынудил меня участвовать в своей авантюре, и не поблагодарил.
Локен же остался. Подойдя к вольере на опасно близкое расстояние, он миролюбиво заключил:
— На Гетена бесполезно злиться. Он живет высокой идеей, исследованиями и мечтами о великих свершениях. Люди для него — лишь инструменты для достижения цели.
— Мне безразлично, чем он живет. Буду относиться к нему так, как считаю нужным.
— Как хочешь, Унсури, — пожал плечами Локен и, совершенно не обращая внимания на тяжелый взгляд Улыбашки, еще приблизился к решетке. Тхайн сглотнул — при виде орионца у него обильнее вырабатывалась опасная для людей слюна. Я опустила руку на тхайна и выжидательно посмотрела на мужчину.
— Тебе лучше отойти, Локен.
— Обязательно отойду. Но сначала мы решим вопрос с оплатой.
Я скрипнула зубами. Мне удалось перевести Локену всю сумму, но этот жадный негодяй мог потребовать и еще — за молчание, или за что-то еще. Фантазии и наглости выдумать предлог, чтобы выманить деньги, у него точно хватает.
— Тебе уже заплачено, — не скрывая презрения, сказала я.
— Деньги я вернул твоему дружку Каркано, потому что твой платежный счет за обнуление средств заблокировали, — объяснил Локен и снял со своего мизинца мой «космический» перстень, после чего сунул руку с ним через прутья решетки в вольеру.
Я замерла, не зная, как относиться к тому, что вижу, что слышу.
— Бери, это твое, — подбодрил меня орионец. — И не беспокойся: кристалл я не заменил, не испортил.
Я медленно протянула руку, чтобы забрать перстень, но Локен в последний момент резко поднял руку вверх, так что я схватилась в недоумении за воздух. Рассмеявшись, Локен опустил руку и сам уже вручил мне перстень.
— Почему? — только и спросила я, надевая перстень на палец.
— Ты вот этого монстра, — Локен указал на тхайна, — не для собственных исследований спасала, не для того, чтобы набрать материалы для курсовой. Так, Унсури? Ты его спасла, потому что иначе не могла, потому что есть в тебе сострадание, сопереживание. А мне не хотелось бы наживаться на этом.
Я промолчала, не зная, как ответить. Поблагодарить его? Сказать, что это правильный поступок? Да, пожалуй, эти слова бы подошли, но я сказала другие:
— Удивительно, правда? Откуда у пластмасски и куклы взялись сострадание и сопереживание? Ты, наверно, чрезвычайно озадачен, Локен.
— Я действительно озадачен, и удивлен. Да, удивлен, — улыбнулся орионец, но впервые на моей памяти это была улыбка без снисхождения, дерзости и насмешки… Впрочем, эта улыбка быстро погасла на лице мужчины, и он произнес задумчиво: — Ты девчонка совсем, Унсури. Даже с этими своими высокомерными взглядами, замашками родовитой стервы и циничной дряни… ты все еще девчонка. И вот все это показное — мерзко, Унсури. Это бесит. Это меня и сбило с толку. Нельзя было целовать тебя тогда в джунглях, и смеяться потом. Циничной дрянью тогда был я. За это хочу попросить прощения.
Я почувствовала себя крайне неудобно. Локен напомнил о том, чего я сама стыдилась, чего сама не понимала и хотела забыть. Я до сих пор не могла внятно самой себе объяснить, какая сила, какой безумный порыв заставили меня желать его, ответить на его поцелуй…
— Прощать или не прощать — твой выбор, — добавил он.
Я взглянула в лицо Локена, в его яркие раскосые глаза и поняла, что именно меня к нему влекло и влечет сейчас. Жизненная сила. Если бы я была психокинетиком и могла видеть ауры, то аура Локена для меня светилась бы золотом или глубоким синим светом. К нему влекло подсознательно, как к теплу…
Однако он действительно обошелся со мной мерзко… Я плотно сжала губы, и Локен понимающе кивнул. В следующее мгновение он уже схватился за нос: это я, наконец, сделала то, о чем давно мечтала, и врезала ему по лицу со всей силы. Улыбашка мой удар сопроводил рыком.