Ловушка для «Осьминога»

– Нищенство в городе запрещено, – объяснил он Олегу, когда они уселись в оранжевый «форд» и направились в сторону Джорджтаунского университета. – Поэтому парень просил на чашку кофе…

– А если бы он просил на кусок хлеба?

– Полиция арестовала бы его, а судья вкатил бы ему два месяца тюрьмы, – ответил Джон, Бриггс. – Джентльмен может одолжиться у другого джентльмена чашкой кофе… А кусок хлеба просит нищий.

– Ну и ханжи вы, братцы! – воскликнул Давыдов. – По мне шведы куда сердечнее.

– Скорее всего, одна совсем конкретная жительница Ухгуилласуна, – улыбнулся Джон Бриггс. – Ладно-ладно… Не сдвигай брови, Аллен. Я пошутил… Ага! Вот и альма-матер… Здесь я учился когда-то, в этом университете.

– Если хочешь, остановимся и зайдем, – предложил Олег.

– Зачем? Проедем мимо – и достаточно. Поезжайте через Джорджтаун, – сказал он водителю такси. – К Белому дому, потом объедем здание конгресса.

– Если можно, остановитесь у памятника генералу Гранту, – попросил Олег. На безмолвный вопрос удивленного Бриггса бывший штурман ответил: – Хо­чу посмотреть: на самом ли деле он сидит верхом на лошади, повернувшись задом к конгрессу…

VI

Когда генерал Третьяков вылетел из Таллинна в Ленинград, начальник управления не знал еще, какие серьезные материалы приготовили ему подчиненные.

В Пулкове начальника управления встретил Митрошенко. После обмена приветствиями он молча проводил генерала к машине и, пока они ехали в город, хранил таинственное молчание.

Когда начались первые ленинградские кварталы, Третьяков повернулся к Митрошенко – по старой традиции генерал сидел рядом с водителем – и, усмехнувшись, спросил:

– Выиграли в лотерею, товарищ полковник?

Начальник отдела встрепенулся:

– Почему вы так решили, Лев Михайлович?

– Вид у тебя, Анатолий Станиславович, уж больно того… Таинственный и самодовольный одновременно. Случилось что?

– Кое-какие сдвиги наметились… Существенные, товарищ генерал.

– Что-то я тебя не пойму… «Существенные» или просто «кое-какие»?

Митрошенко смущенно хмыкнул. Он знал, что начальник управления терпеть не может завышения результатов их трудно измеримой работы. Но с другой стороны…

– Новый поворот событий, – сказал полковник. – Майор Колмаков ждет в управлении с докладом. Он непосредственный их участник и свидетель, ему и поручили рассказать. Из первых уст.

– Это вы правильно решили, – согласился Третьяков. – Колмаков – перспективный работник. Кстати, почему он до сих пор в майорах ходит?

– Срок не вышел, товарищ генерал. Год остался…

– Но должность ведь позволяет! Составляйте досрочное представление, я с удовольствием подпишу.

– Хочу его к себе в заместители просить, Лев Михайлович, – подвинул шефа дальше Митрошенко – человек он был дальновидный, быстро ухватывающий ситуацию. – Борис Львович готовится на отдых…

– Тем более Колмакову надо получить по второй звезде на погоны. Не затягивайте с этим, Анатолий Станиславович. Так что же он такое раскопал? Ладно… Храните тайну до тех пор, пока не приедем на Литейный.

Водитель знал, что генерал любит, вернувшись из командировки, проехать по Невскому проспекту, и готовился прокатить его от клодтовских коней на Аничковом мосту до Казанского собора, а потом по Моховой выскочить на свою улицу. Но Третьяков кивком головы дал понять, что на этот раз парадный проезд отменяется. Генералу и впрямь не терпелось узнать, что же там такое раскопал этот умница Колмаков.

Когда Колмаков закончил рассказ, Третьяков захлопнул блокнот, в котором делал записи, отодвинул, покачал головой, потом резко поднялся и подошел к окну.

Так он стоял, спиною к собравшимся в его кабинете чекистам, пока не осмыслил полученную информацию.

– Очную ставку Резник и аспиранта проводили? – спросил он, поворачиваясь.

– Пока нет, – ответил Митрошенко.

– Предупредите меня, – сказал Третьяков, отрываясь от окна. – Хотя сцена будет не из приятных…

Генерал прошелся по кабинету, остановился на середине.

– Матти Бьернсон явился к нам до того, как вы узнали о таблетке, Николай Иванович? – спросил он Колмакова.

– Да, – ответил майор. – Не намного, правда, но опередил собственный арест. Когда это выяснилось, я сразу приехал в управление, чтобы доложить Анатолию Станиславовичу и подготовить запрос прокурору о санкции на меру пресечения… Тут и сообщили о его явке с повинной.

– Нет, чтобы прийти с нею до того, как совершилось преступление, – тихо проговорил Третьяков. – Погибла ни в чем неповинная женщина…

– Они метили в академика, – сказал Митрошенко. – Акции «Осьминога» становятся все более опасными. Я беспокоюсь за Василия Дмитриевича. Он-то ведь все знает… Про таблетку для сына.

Генерал вопросительно глянул на Колмакова.

– Так уж получилось, товарищ генерал, – виновато опустил голову майор. – Марина выложила эту историю, едва мы привели ее в чувство. С ней была истерика… Вот она и выкричала подробности сговора с аспирантом, убедившим ее в безвредности таблетки.

– Теперь сын академика не заблуждается, надеюсь, по поводу искренности чувств этой девицы к нему? – спросил генерал.