— Добрый день, миссар Ла Карт, — с трудом удается совладать со своим голосом. Снова чувствую себя добычей в пасти этого страшного человека. Не угадать его мыслей. На чьей стороне он сегодня? В это мгновение смерть подошла вплотную, почти схватила за горло.
Бесконечная равнина золотистого песка с редкими клочками сухой травы и невысоких деревьев. Ее край пропадает далеко за горизонтом, сливается с серебристой лентой реки. Она берет начало в горах на западе, извивается, словно змея, пробивает себе путь в трещинах обожженной земли, касается холодными водами стен крепости на границе песков и чахлого леса, откуда вывела нас дорога.
Высокие стены покрыты белесым налетом, словно давно забытой серой пылью земель изгоев. Узкие бойницы окон чернеют ровными провалами, как дыры в изъеденной временем ткани. Бросает широкую тень на вытоптанную сотнями ног землю стоянки войск. Все стремятся спрятаться в ней от палящего солнца.
— Жара, — выдохнул рядом Тощий. Развалился на узкой полоске сочной травы у самого берега реки.
— Да, лучше уж, когда холодно, — кивнул Старый, оттирая пот со лба.
— Долго мы тут торчать будем? — снова Тощий. Будто я знаю то, что неизвестно им. Пожимаю плечами, смотрю на далекий горизонт, который едва угадывается за сотнями шлемов людей и серыми куполами наспех поставленных палаток. Проглядывает иногда, дрожит горячим маревом, создавая причудливые танцы миражей.
— Уже несколько отрядов ушли, может и нам повезет? — шмыгнул носом Мелкий.
Многотысячное войско медленно распадалось на небольшие группы по две-три сотни человек, растекалось по условной линии границы, пропадало то в спасительной тени леса, то таяло в мареве песков. А мы, как и говорил воин-надсмотрщик, по-прежнему жаримся на раскаленной поверхности у крепости. Даже отдыхом это не назовешь, больше похоже на пытку. Множество людей на небольшом клочке отрытого пространства под палящим солнцем. Кто-то прячется в тени стен крепости, кто-то, как мы, развалился у самой кромки неширокой бурной реки. В палатки заходить страшно, воздух там обжигает сильнее, чем солнце.
Самое страшное даже не жара. А запах пота и давно не мытых тел. Сколько нас не загоняли в реку, а он все равно витает в воздухе. Въелся в плотную кожу доспехов, пропитал саму землю и душит.
— Нас так мало осталось, — почесал затылок один из нашего ара. Я мало общаюсь с другими, рядом все чаще те трое, что шли рядом в неровном строю.
— Так все разбежались, один ты тупишь, — оскалился Тощий, глядя на него. Нас от силы около тысячи осталось. Сидим, как мухи на стекле, довольствуемся подачкам остатков еды из крепости по утрам и вечерам.
— Ну да, заливай, — отмахнулся воин, здоровый мужчина с мясистым лицом, изъеденным рытвинами оспы. — Мобильные отряды на месте, я проверял недавно. Сидят в тех кустах. А по пустыне далеко не утопаешь.
Щурюсь на море золотого песка. Вчера еще двое распрощались с жизнью. Решили в полумраке подступающей ночи уйти по равнине. Смерть догнала их в сотне шагов от стоянки, ударила в спину длинной стрелой со стен крепости.
— Это не правильно, — вздыхаю, оглядывая уставших людей. Даже торговцы, что как привязанные следовали за колонной, скрылись в спасительной темноте прохода за стеной крепости. Не вылезают, предпочитая развлекать командиров, поглядывают на живое море из высоких окон, из-за мощных зубцов стены. Оттуда часто вечерами слышится музыка. Их мир теперь еще дальше от нашего, спрятался за мощными стенами.
— Что не правильно? — стянул шлем Тощий, набрал в него воды, обливает распаренное тело, скинув доспехи.
— Все это не правильно. — Качаю головой. — Почему так странно? Почему никто из вас не хочет защищать свой дом? Я не отсюда, а потому считаю эту войну не своей, но вы…
— А что нам защищать? Мы не живем, а выживаем. — Зло ударил кулаком по песку Старый. — Даже если выживем, мало урожая будет, по осени придется залезать в еще большие долги, чтобы просто выжить. А там и до ранговых земель недалеко. Вот и все. Самое ценное в нашей жизни — это мы сами. А потому и платить приходится своей свободой. А там, откуда ты не так?
— Не знаю, — пожимаю плечами. Кажется, что действительно не так. Иначе. — Не помню.
— Странный ты, — вздыхает рядом Тощий.
— Ты уже говорил, — усмехаюсь, завороженно глядя на очередной мираж горизонта в свете закатного солнца. Он расползается темной полосой.
— У меня даже внутри все трясется от этой жары, — пожаловался Мелкий, прижимая руки к груди.
Прислушиваюсь к себе. Странная вибрация добралась и до моего сердца, кажется, сама земля дрожит, рвет на неравные порции вдох. А полоса миража все ближе, уже закрыла собой весь горизонт и разрастается темной массой, поднимает вокруг себя тучи золотого песка. Медленно поднимаюсь, чувствую, как холодеют руки от страшной догадки. Не хочу верить.
— Это не от жары, — выдыхаю, глядя на стальной блеск приближающейся лавины.
— Что это? — проследил за моим взглядом Мелкий, щурится на солнце.