Ловушка для простака

– Господин комиссар, если вы и вправду думаете…

– Даю вам совет, инспектор: скорее бегите отсюда, пока я не пожалел о своей слабости!

Когда Вертретер вернулся домой, Эдит заклеивала царапины на лице у Людовика.

– Охота тебе возиться с этим дурнем!

– Франц!

– Да-да! Дурнем! Надо думать, вы очень горды собой, а, Сенталло?

– Нет, инспектор…

– Право же, какая скромность! Вам, видно, не только доставляет болезненное удовольствие навлекать на свою голову неприятности – и какие! – нет, вы еще тащите за собой в пропасть тех, кто имел несчастье вам поверить! Теперь не только премия Линденманнов может ускользнуть у меня из-под носа по вашей милости, но я еще и места вот-вот лишусь! Так вы довольный собой?

– О, инспектор, как вы могли подумать…

– Вы очень добры, Сенталло, и я от души благодарю вас…

Эдит, побаивавшаяся гневных вспышек брата, попробовала его успокоить.

– Это не его вина, Франц…

– Ага, так, может, виноват я?

– Разумеется, нет, но он мне все объяснил…

– Знаю! У господина Сенталло всегда найдутся объяснения, да вот беда: им никто не верит, кроме него и кретинов вроде меня! Ну, я вас слушаю!

И Людовик рассказал обо всем, что произошло в Лампердингене. Дослушав до конца, Вертретер вкрадчиво заметил:

– Разве я не советовал вам самым настоятельным образом не пугать Шауба?

– Да.

– Так зачем же вы нагнали на этого типа такого страху, что он решил вас пристрелить?

– Я думал, он вот-вот все выложит…

– Как Мина? Как Оттингер? Да сколько ж вам нужно покойников, чтобы разобраться в этом деле?

– Ты не должен сердиться на Людовика, Франц, – снова вмешалась Эдит, – он так поступил ради меня…

– Ради тебя?

– Да, Людовик подумал, что если Шауб заговорит, делу почти конец, и мы… мы сможем пожениться гораздо раньше, чем предполагали…

Инспектор хмыкнул.

– А в результате Сенталло сейчас куда ближе к пожизненной каторге, чем к алтарю!

– И тебе не стыдно так говорить, Франц?

– Стыдно? Ну, ты даешь! Да ведь это чистая правда, глупые вы слепцы! Сенталло был на волосок от того, чтобы провести эту ночь в камере! Комиссар Лютхольд в полной панике! Если он до сих пор не вышвырнул меня из полиции, то лишь потому, что не желает в одиночку отдуваться за нашу общую глупость! И как вы думаете, сколько еще продержится комиссар? С него ведь спросят, какого черта мы добились освобождения Людовика и почему сидим сложа руки!

Вертретер закурил и уже совершенно спокойно, словно речь шла о самом заурядном деле, добавил:

– Если в субботу вечером я не сумею привести в кабинет комиссара Лютхольда виновника всех этих преступлений, то я перестану быть инспектором полиции, а Сенталло сядет в тюрьму ждать суда, перед которым ему надо будет отчитываться за три убийства. Вот это достижения, Сенталло!

– Сделанного не воротишь, инспектор. Мне осталось всего три дня, но я не собираюсь сидеть сложа руки. А не добьюсь ничего до субботы – сам пойду к комиссару Лютхольду и…

– По-вашему, это все уладит? Как вы сами сказали, Людовик, у нас всего три дня, и ни минутой больше. По истечении этого срока все закончится либо для убийцы, либо для нас. Надо, чтобы закончилось для него. Раз Шауб настолько потерял голову, что решил вас убить, значит, он здорово струсил, а это прямое следствие вины. Не будем пока гадать, почему организатор этой игры со смертью предпочитает уничтожать своих сообщников и не трогает вас. Подумаем вот о чем. Шауб замешан в этом деле, и, следовательно, наши предположения верны. Из этого вытекает, что шофер, Альдо Эрлангер, тоже принадлежит к банде. И теперь нам необходимо сосредоточить все усилия на нем. Парень он нервный, довольно мрачный и скрытный. Оставшись сиротой, Эрлангер всегда жил один. Говорят, он очень озлоблен и вечно жалуется на всех и вся. Попробуем устроить вам с ним встречу завтра вечером. Но на сей раз ведите себя осторожнее, а, Сенталло? И запрещаю вам идти к Эрлангеру в одиночку. Я обеспечу тылы, и черт меня возьми, если я не схвачу убийцу за шиворот, стоит только ему появиться в окрестностях!

ГЛАВА X