До сих пор Брагин принципиально избегал детективов, считая их удаленными от реальности настолько, насколько удалена от Солнца планета-гигант Юпитер. Все в них было неправдой, досужими размышлениями авторов на тему, о которой они и понятия не имели. Творческие люди вообще мало о чем имеют понятие – в этом Брагин был убежден абсолютно и не раз пытался донести это убеждение до Грунюшкина.
И Грунюшкин охотно соглашался:
– Ну, а чего ты хотел, Серёга? Никому твоя профессиональная правда не нужна. Ведь что она такое? Смертная тоска, обыденность, гора бумажек. А людям нужен Лас-Вегас. Чтобы фонтаны крови и фейерверк из оторванных голов. Это с одной стороны… С другой – головы эти должны быть легко узнаваемы.
– В смысле? – удивлялся столь забористой логике Брагин.
– В смысле, что новые знания людям ни к чему. Они про себя кино хотят увидеть. Про тебя им неинтересно.
– Как их головы летят? А они на это смотрят со стороны, лежа на диване?
– Ну…
– Не понимаю.
– Я и сам не понимаю. Но это и есть диалектика искусства.
Очевидно, Дарья Ратманова разбиралась в искусстве (а заодно и в диалектике) намного лучше, чем бывший гуманитарий Грунюшкин. И Брагин вдруг почувствовал настоятельную потребность ликбеза: пусть Дарья просветит его, желательно – немедленно.
Пока ее кофе не остыл.
– Ну, а почему герои должны быть обязательно асоциальными? – спросил он.
– Потому что Шерлока Холмса еще никто не переплюнул. От этого уходили, но все равно вернулись.
– Значит, все уже было?
– Даже серийные убийцы отметились. Про запойных алкашей я вообще не говорю. И про наркоманов, у которых все зубы шатаются. Но вы ведь не алкоголик, Сергей… мм-м…
– Валентинович, – услужливо подсказал Грунюшкин.
Желание начистить Грунюшкину физиономию (совсем как в юности) было таким жгучим и возникло так внезапно, что Брагин едва справился с собой.
– Не алкоголик. Не наркоман. Не серийный убийца. Не педофил и не проявляю никакого интереса к крупному рогатому скоту. К мелкому тоже. Так что прототип из меня получился бы неважный.
– Пожалуй.
Дарья рассмеялась чуть хрипловатым смехом, от которого у Брагина мгновенно пошла кругом голова.
– Вы никогда не были на острове Диксон? – неожиданно для себя спросил он.
– Имеет смысл побывать?
– Если он существует.
– Это где-то на Севере, да? – Она все еще смеялась, что провоцировало все новые и новые приступы головокружения. – Погодите. Вы думаете, что я девушка с Севера?
– Нет? – Наконец-то Брагину удалось взять себя в руки.
– Вообще-то, я из поселка «За Родину».
– Так и называется? – глупо спросил он.
– Представляете? Это в Краснодарском крае, и это – лучшее место на земле.
Сложно понять, шутит ли Дарья Ратманова или говорит правду. В любом случае каждая из версий восхитительна, и Брагину тоже хочется смеяться – как и Дарье. Брагину хочется смотреть на нее, неотрывно наблюдать за короткими янтарными вспышками в ее карих глазах.
– Остров Диксон таки существует, – заявил Грунюшкин, последние несколько минут копавшийся в своем айфоне. – Общая площадь около двадцати пяти квадратных километров, метеостанция, дизельная станция, аэропорт. Два часа лета от Северного полюса, если кому-то интересно.
– Ну, раз ты в интернете, посмотри еще, что такое Йоа, – сказал Брагин.
– А это важно?
– Для понимания момента.
Вдруг сделавшийся безотказным Грунюшкин нашел и Йоа. Загадочную и накрепко пристегнутую к ездовым собакам. «Йоа» оказалась яхтой, экспедиционным судном полярного исследователя Руаля Амундсена, сохранившимся до наших дней.
– Это как-то связано с островом Диксон? – спросила Дарья.
– Это связано с одним убийством, – ответил Брагин и тут же поправился: – С одним двойным убийством.
– И вы его расследуете?
– Да.
– Расскажете о нем?
– Может быть, позже. Это… Резонансное убийство.
– О котором все слышали краем уха?
– Возможно.
Черт знает, что такое. В жизни своей Брагин не распускал перья и не тряс павлиньим хвостом – и вот, пожалуйста! Катя умерла бы со смеху…
Катя.
Он не чувствует угрызений совести – только досаду. Как же все поменялось за те двадцать минут, что Дарье Ратмановой несли кофе. И продолжает меняться, каждую секунду. Жизнь с Катей (особенно в последнее время) – блуждание по пустыне в тщетных поисках дождевых капель. А ведь где-то есть совсем другая жизнь! Брагин и забыл, что она существует.
– Мне пора, – сказала Дарья.