Ловушка для Слепого

Активист стремительно обернулся и изо всех сил ударил его кулаком, снова угодив по пластырю. Набрякший кровью пластырь отклеился и криво повис на щеке. Тыква зарычал, но не упал, и тогда Активист, развернувшись всем корпусом, ударил его в челюсть локтем. Тыква пошатнулся, как бык под обухом мясника, и тяжело опустился на колени. Виктор занес ногу для последнего удара, но Дынников, снова качнувшись, мягко повалился ничком.

– Вот и ладно, – сказал Телескоп, снова наводя на Шараева револьвер. – Вот и славно. Теперь поедем за денежками, а эту падаль я сейчас пристрелю. Все равно нашумели, так что выстрелом больше, выстрелом меньше – не играет роли.

– Не пойдет, – тяжело дыша, возразил Активист. – Его надо взять с собой. Без него я не поеду.

– А кто тебя будет спрашивать?

– Эдя-бредя, – сказал Виктор. – ТЫ хочешь узнать, кто убил твоего брата и попятил твои бабки?

– Допустим.

– Я тоже хочу. Только прежде, чем начать задавать вопросы, мне нужно кое-что проверить. Берем его.

– Надеешься слинять? – недоверчиво спросил Телескоп.

– Послушай, – сказал Виктор. – Труп твоего брата лежит здесь уже несколько часов. Он же весь окоченел. В то время, когда ему раскроили череп, я был очень далеко отсюда. Кстати, эта монтировка тебе не знакома?

– Это наша монтировка, – угрюмо проворчал Телескоп. – Точнее, его Венькина.

– Вот видишь. Наш Мишель утверждает, что его отоварили по морде именно этой монтировкой. Боюсь, что он говорит правду.

Вот теперь Виктор почувствовал, что окончательно проснулся. Дурное предчувствие крепло в нем, выпускало метастазы и стремительно росло, как раковая опухоль, вызывая сосущее, почти болезненное ощущение под ложечкой. Он испытывал потребность в незамедлительном энергичном действии и леденящий, сковывающий страх: если его предчувствие было верно, то действовать было поздно.

Тыква зашевелился и попытался встать. Рука его потянулась к обрезу. Виктор наступил ему на запястье и поднял обрез. Продолжая стоять на вяло скребущей ногтями по полу руке, он наклонился, пошарил у Тыквы в карманах, выудил оттуда тугой картонный цилиндрик патрона и перезарядил обрез.

– Вставай, Мойша, – сказал он, отступая на шаг. – Нас ждут великие дела.

– Да пошел ты, – огрызнулся Тыква, садясь на полу и держась за разбитую щеку.

– Мишель, – серьезно проговорил Активист, – ты должен понять одну вещь: времена, когда ты мог дружески хлопнуть меня по плечу и послать подальше, увы, прошли. Теперь мы можем общаться исключительно с позиции силы.

– Чего? – не понял Тыква.

– Шевелись, или завалю, как оленя, – перевел Виктор. – Так понятнее? Встать!!!

Перед тем как закрыть за собой дверь квартиры, Телескоп обернулся, несильно размахнулся и швырнул керосиновую лампу в стену. Стекло с треском разлетелось на части, и керосин вспыхнул на обоях огненной залихватской дугой, Телескоп секунду смотрел на огонь, затем понюхал пальцы, поморщился и с грохотом захлопнул дверь.

…Виктор вел машину так, как не водил никогда прежде. Ему было плевать на возможность перевернуться и на милицейские посты: он знал, что его роль в этом спектакле сыграна еще не до конца, и это порождало в нем ощущение пусть временной, но полной, абсолютной безнаказанности. Он не сомневался, что гаишник, который попробует его остановить, будет просто сбит бампером его бешено мчащейся «Лады» или пристрелен в упор из смертоубойной «гармони» Дынникова, лежавшей сейчас у него на коленях. Он был готов на все, потому что очень спешил, пытаясь обогнать безнадежно упущенное время и исправить непоправимое.

Его никто не остановил. Был глухой предутренний час, в который даже московские дороги почти пустеют. Ночная смена гаишников в это время уже дремлет в теплых помещениях блокпостов или салонах своих патрульных машин, а дневная только-только начинает продирать глаза и, почесываясь, тащится в туалет, шаркая домашними тапочками.

Тыква угрюмо молчал, сидя рядом с ним, и упорно смотрел в сторону. Телескоп на заднем сиденье непрерывно и жутко скалил зубы, держа у виска Дынникова взведенный наган. Виктор курил, не ощущая вкуса табака и роняя пепел себе на колени. Кривые столбики пепла падали на казенник обреза и рассыпались на мельчайшие частицы, покрывая вороненую сталь беловатым, похожим на грязный московский снег налетом. Эти частицы двигались, ползли, мелко дрожа в такт вибрации, сотрясавшей несущийся на предельной скорости автомобиль.

Мимо проносились уже начинающие просыпаться пригородные поселки, вдали мелькнула цепочкой желтых и голубоватых огней ранняя электричка. Километрах в двадцати от города им встретился целый кортеж милицейских автомобилей: легковой «мерседес», фордовский микроавтобус и изо всех сил пытающийся поспеть за этими скороходами отечественный «луноход». Шараев стиснул зубы, но не уменьшил скорости, пулей просвистев мимо встречной колонны. Через несколько секунд навстречу им попался сплошь зарешеченный грузовик, отставший от колонны.

В грузовике наверняка было полным-полно омоновцев, и Виктор с замиранием сердца подумал, что знает, откуда они едут в такой ранний час.