Пир в доме О'Киффи
Поужинав, они вышли из дымной таверны на двор.
– Дай мне только дорваться до этого Фланна Мак Фиаха, – пообещал Рори со светлой улыбкой, – и я превращу его в ирландское рагу. Воистину, у Финна и раньше не было недостатка в рагу в изобильном Альмайне Лагенском, но уж Мак Фиаха я разделаю так, что тебе и во сне не снилось!
– Давайте не будем о том, что мне снилось во сне, – со вздохом попросил Файтви.
– Ни одна поганка больше не заткнёт по его вине уста доблестного Финна, – нараспев сказал Рори, – ни один меч во время схватки не обратится у Финна в руках в поганки, и ни одна чаша на пиру отныне не будет наполнена вместо крепкого мёда, который так любит Финн, поганками, которых Финн так не любит.
Рори перевёл дух.
– Я помню, – сказал Файтви задумчиво, – как семь лет назад Фланн Мак Фиах добрался до школы в Кармартене. Он подгрёб по реке на своём каноэ, весь оборванный, говорящий на каком-то скверном ирландском, – словом, совершенно одичавший.
– Он, небось, не знал великого валлийского предания Мабиногион, – хмыкнул Рори.
– Не в этом дело, – сказал Файтви, – хотя, конечно, это было так. В разговоре с Мерлином он с блуждающим взглядом повторял какое-то слово и тыкал рукой куда-то за горизонт. Всё это выглядело душераздирающе. Мерлин убедил его, что лучше всего пустить каноэ на растопку и засесть за книги, ибо пока он не выучил наизусть Мабиногион, говорить с ним трудно, и Фланн послушался этого совета, но всё же после каждой новой заученной ветви Мабиногион он порывался в дорогу. Наконец Фланн сумел рассказать, куда он намерен попасть, но шёпотом и не мне, а одному только Мерлину. Семь лет я прожил с ним в одной комнате и так и не добился от него, куда он собрался.
– В Мэшакквате, – пояснил Нэнквисс, – считается, что если всё время громко рассказывать о том, куда ты собрался, тебя услышат злые духи, и ты уж точно никуда не поедешь. Южный Ветер, вождь народа Лососей, тому примером.
Ни у кого из его друзей не возникло желания расспрашивать, что именно случилось с этим опрометчивым вождём.
– Я только надеюсь, – вздохнул Файтви, – что если он собрался в Страну Вечной юности, у него хватит ума распрощаться с Гвен на берегу.
Пока они стояли так на окраине деревушки, на их глазах от мыса Срон-Брин отчалил корабль, обогнул отмель, где кружили чайки, и на всех парусах прямым курсом ушёл туда, где полоскал в океане свои пальцы Мананнан, сын Лера.
– Что, если это корабль Фланна? – спокойно спросил Нэнквисс, который даже со своим прекрасным зрением не мог разглядеть, кто стоит у руля.
Файтви сел на первый попавшийся камень и сидел очень тихо. Потом он поднял на них взгляд, и в этом взгляде было что-то нехорошее.
– Лепёшки с чесноком, – сказал он.
– Какие лепёшки? – спросил Рори.
– С каким чесноком? – спросил Нэнквисс.
– Я вспомнил, что я наделал, – сказал Файтви в немалом ужасе. – Отчего от меня ушла Гвен. Я срав… сравнил её с Ингерд.
– Ингерд – это мерзопакостная великанша, которая сидит в горах, точит зубы о камни и ест летучих мышей? – спросил Рори.
– Да нет, – сказал Файтви. – Ингерд – это моя жена.
– По-моему, ты запутался в женщинах, – сказал Рори.
Фланн Мак Фиах сидел на перевёрнутой лодке-курахе и, водя пальцем по пергаменту с чертежом корабля и потряхивая косами, объяснял мастеру О'Киффи, что именно нужно построить.
– Построить это можно, – сказал О'Киффи.
Мастер О'Киффи никогда не вступал в споры. Какой бы корабль ни заказывали ему, он всегда отвечал: «Построить это можно». Вся соль была в уточнениях. Помолчав, он добавлял или что корабль этот будет отлично выглядеть на суше, но вот насчёт держаться на воде – не взыщите, или что нужной для него древесины в Ирландии никто не видал, или что проще сразу навязать себе на шею мельничный жёрнов и прыгнуть со скалы туда, где поглубже.
Итак, О'Киффи сказал:
– Построить это можно.
Его работники, столпившиеся вокруг, затаив дыхание, ждали окончательного приговора иноземной посудине. Ничего, кроме ирландских курахов, строить они не умели.
– Одно плохо: таким кораблём в одиночку управлять невозможно, – заметил О'Киффи, почёсывая подбородок.
Поразмыслив над этим, выпускник школы в Кармартене, светоч учёности и магистр многих наук, без дальних слов распустил волосы и расцарапал себе лицо.
Слушать бесхитростную историю Файтви становилось всё труднее. Он только что еле-еле выпутался из какой-то длиннейшей родословной на том, что седьмым сыном Альвдис, дочери Эйрика, и Торкеля, сына Агни, владельца хутора Большая Дыра и брата того самого Бьёрка, что убил Торгрима Серебряную Серьгу, был Хельги.
– Хельги из Тюленьего Фьорда женился на Ингерд, дочери Хёгни. Женившись на ней, Хельги быстро понял, что она была ведьмой. Ингерд часто отлучалась куда-то по ночам. Один раз, спрятавшись глубокой ночью за кадкой с простоквашей, он с интересом наблюдал, как она вылетела в трубу. Ингерд хорошо готовила, особенно яды. Она отравила всю родню Торгрима Тряпки, прозванного так в честь тряпки, о которой нет нужды рассказывать в этой саге.