Ловушка для вершителя судьбы

Если в первый раз Алексею хотелось рассказывать о чуде каждому встречному, то теперь он, наоборот, предпочел молчать. Задумался, словно бы затаился, и стал наблюдать, не воплотится ли в жизнь что-то еще из намеченного. И увидел, что да, действительно воплощается. Подобные истории повторялись не раз и не два. Иногда написанное исполнялось с такой точностью, что ему становилось немного не по себе. В какой-то момент он осознал, что эта чертовщина – а иначе такие совпадения и не назовешь! – ему неподвластна. Было жутковато и одновременно очень волнующе. Вскоре он понял, что эта самая «материализация чувственных идей», как он называл это загадочное явление, цитируя графа Калиостро из «Формулы любви» Марка Захарова, касается только отдельных людей. На массовые явления на уровне всего человечества, страны или хотя бы района она не распространялась. А вот что касается отдельных вещей или людей, в том числе и эпизодов в жизни самого автора или тех знакомых, кого он делал прототипами своих героев, – пожалуйста, сколько угодно. Правда, надо заметить, сбывались только приятные моменты. Слава богу, болезни, смерти и страдания его персонажей оставались лишь на бумаге. И Алексей специально старался выдумать побольше интересного и хорошего, а закончив очередную книгу, с нетерпением и любопытством (хотя и не без тревожного волнения) ожидал, что же из описанных им моментов сбудется.

Вообще, это время – от сдачи рукописи до начала работы над новым романом – было для него самым счастливым. Он чувствовал себя свободным, потому что не обязан был сидеть за блокнотом или компьютером и, словно в каком-то полусне, фиксировать текст, который рождался в его сознании будто бы сам собой. Когда Алексей Ранцов писал книгу, дни делились для него на главы, и больше ничего не существовало. «Сегодня я работаю над третьей главой, – планировал он, проснувшись с утра, – завтра над четвертой и, возможно, пятой». Иногда он не знал, как подступиться к той или иной части, и настроение его портилось. Но стоило сесть за работу – и текст лился рекой, жизнь казалась радостной, а все невзгоды преодолимыми.

Зато в перерывах между книгами он мог думать о чем-то еще, кроме характеров, сюжетных поворотов, логики повествования и слов персонажей. И это было замечательно! Просыпаясь, он думал о своем доме, о деревьях за окном, о завтраке, о том, во что будет играть сегодня с детьми. Любовался спящей женой, радовался хорошей погоде, интересному фильму, встрече с людьми, которых давно не видел. А больше всего – тому, что еще какое-то время ему можно не писать.

Правда, именно в этот «пересменок» его вдруг начинали посещать сомнения и странные мысли. Например, накатывала волна сожаления об автомобильном бизнесе, который он когда-то бросил, возникало необъяснимое, но безудержное желание вернуться к работе с машинами… Или вдруг он задумывался о своем нынешнем занятии. Что это вообще за специальность – писатель? Или это не профессия, а человек? Тогда кто он такой? Чем он отличается от других людей? Только тем, что записывает свои мысли и фантазии?

Ну да, говорил он себе, сейчас времена изменились, пишут многие. Именно пишут. В наши дни, чтобы считать себя литератором, не обязательно быть членом всяческих там союзов, получать какие-то звания, обрастать наградами. Не обязательно даже, чтобы тебя печатали. Можно публиковать свои произведения в Интернете, а можно даже и вовсе не публиковать. Хочется – садись за комп и пиши. Трудно даже представить себе, сколько народу этим занимается! Один делает это ради призрачной славы, другому просто нужны деньги. Третий доказывает что-то себе или окружающим; четвертый, уяснив для себя очередную истину, как роженица, спешит скорей разрешиться от этого бремени. Пятые просто не могут без этого жить, для них сочинительство как отдельная реальность, в которой они пребывают чаще, чем в подлунном мире… Алексей не раз и не два примерял на себе эти варианты, но ни один из них ему не подходил. Он сочинял не для славы и не для денег, хотя и то, и другое в его жизни было явно не лишним. Не лишним – но и не целью. Зарабатывать он умел иначе, а слава не так уж чтоб необходима… Доказывать кому-то что-то у Алеши не было нужды, да и нести миру истину не входило в его планы. И уж точно писательство не было насущной потребностью его души, скорее, даже наоборот. Словом, он сам не мог понять, для чего, собственно, работал. Проще было вовсе не думать об этом, что он и пытался делать, обычно с успехом. В «пересменок» находилась масса других занятий, а во время работы и так в мыслях не было ничего, кроме очередной книги.