Рита по телефону настаивала на разводе, Алексей вел себя ужасно, устраивал безобразные сцены, уговаривал, умолял, даже угрожал, но все было напрасно. Маргарита же показала себя с самой лучшей стороны. Не поддавалась на провокацию, не повышала голоса в ответ на его крики и угрозы, говорила спокойно, четко и доходчиво.
– Понимаешь, это странная, непонятная ошибка, – терпеливо растолковывала она бывшему мужу, словно неразумному ребенку. – Я совсем не твоя женщина. Я была молодой, глупой. Мне не хватало внимания, не хватало романтики. И я ушла от мужа по дури, по какому-то наваждению, случайно ушла, понимаешь? А ты боялся одиночества, боялся выбора. И женился на мне. Тоже случайно.
– И детей ты родила тоже случайно, да? – он срывался на крик.
– Нет. Конечно, нет, – ее голос становился тише. – Но дети тут совсем ни при чем. У них своя судьба, не твоя и не моя. А мы оба словно не своей жизнью жили, Алексей. Мы чужие.
Он вскакивал, метался по комнате, оскорблял ее. Но где-то в глубине души понимал – Рита права. И в конце концов согласился на развод.
Оставшись один в бесполезно большом, ставшем вдруг неуютном и неприветливом доме, он первое время сильно тосковал, напивался до чертиков, пугая лесных птиц безобразными воплями. Даже обожаемый новенький «Ниссан», общение с которым всегда его успокаивало и доставляло неизмеримое удовольствие, теперь не радовал.
Прошло немало времени, прежде чем он немного поуспокоился, пришел в себя. Незначительные дела в городе, пустые околокнижные разговоры, обещания себе и издателям, что вот-вот – и все придет в норму, на какое-то время поддерживали в Алеше иллюзию, что жизнь идет по-старому. Он стал реже пить, чаще садился за компьютер, в акуловском доме периодически начали появляться разные женщины.
Увы, все это действительно было лишь иллюзией. Женщины не задерживались – побыв пару-тройку дней, сбегали от его угрюмого вида и холодных глаз. Книги не писались; были, правда, какие-то планы, наброски, но дальше этого дело не двигалось. На столе у Алексея завелась тонкая папка с титульными листами будущих романов. На каждом из этих листов было напечатано название, каждый из них таил в себе слабую тень будущей истории – о палаче, разочаровавшемся в жизни и решившемся вдруг, ни с того ни с сего, самому пойти на казнь вместо осужденного; о сыне мельника, из зависти и ревности убившем собственного брата; о стихотворце Сумарокове, жившем при Екатерине Второй; о гениальном художнике, волею судьбы приобретшем в один миг богатство и славу и также мгновенно все потерявшем; о хорошенькой толстушке, жене поставщика провизии армии короля…
Алексей, натыкаясь взглядом на эти листы, горько шутил: «Вот собрание сочинений заголовков». Зная за собой такую особенность, как трудный подход к началу любой книги, он на первых порах утешал себя, что в его душе просто еще полностью не созрел нужный замысел, надо немного подождать, и тогда… Время шло, но заголовки никак не хотели превращаться ни в роман, ни в повесть, ни даже в рассказ. Иногда он просыпался среди ночи оттого, что во сне сознание рождало какой-то образ, например, бешеную лису, но наяву он даже не знал, куда эту лису вставить – в историю о художнике, где она укусит его беременную молодую супругу, или же в историю о толстушке, в которой лиса не тронет советника короля… Какого советника? При чем тут советник?
Он вдруг ощутил быстротечность времени – оно оказалось маленьким, сплющенным и очень недобрым.
На каминную полку Алексей поставил увеличенную фотографию, где они были сняты вчетвером, с Ритой и детьми. Он мог часами смотреть на это изображение пятилетней давности и на камин, с которого все началось и которым все же и закончилось.
Поначалу, когда они с Ритой только поженились, до рождения Лизы и Васи, они разжигали его в каждый холодный вечер. Потом, пока дети были маленькими, получился небольшой перерыв. Но стоило сыну и дочке немного подрасти, все началось сначала. Зимними вечерами они так любили сидеть у огня всей семьей, смотреть на языки пламени и удивляться этой завораживающей магии огня… А затем посиделки у камина стали происходить все реже и реже – то не до того было, то ни к чему, вроде и так тепло… Постепенно семейный очаг превратился в часть интерьера – как буфет, как диван, как стол, – и о нем забыли. Красивая поленница у камина уже не радовала, как прежде, глаз узорами на срезе березовых поленьев. Она тоже стала привычной и потому незаметной.
Единственным и полновластным хозяином заброшенного камина стал маленький проворный паук, деловито собирающий на свою тонкую сеть комаров, мух и бабочек, по глупости залетающих в человеческое жилище.
«Это просто монумент моей нынешней жизни, – горько усмехался Алексей. – Монумент под названием «мертвый очаг».
Глава 15
Ангел. История шестая