Ловушка для волшебников

В глубине души он ожидал, что на репетицию оркестра опять придет Торкиль, но тот не появился. Говард честно пилил смычком более-менее в лад с остальным окрестром и практически в такт движениям дирижерской палочки мистера Колдуика, а сам все думал, как же отыскать Хатауэя. Конечно, собор — это территория Торкиля, потому что там хор и орган и потому что Торкиля слушался хормейстер. Значит, собор можно отбросить. Но даже без собора вся территория бывшего Старого аббатства расположена под боком у Торкиля и Шик и не так уж далеко от банка, которым владеет Арчер. Хатауэй отшельник, а значит, вряд ли он захотел бы жить в таком соседстве.

«В том-то и загвоздка с семейной жизнью, — думал Говард, послушно приступая к новой пьесе вместе со всем оркестром. — Пусть в семье все ненавидят друг друга лютой ненавистью, но что-то заставляет родственников держаться сплоченно. Вот взять хотя бы папу и тетушку Милдред: папа ее так ругает — ужас. И тем не менее тетушка является в гости каждое Рождество, а мама неизменно говорит суховатым тоном: „Что ж, кровь не водица“».

Говард припомнил вчерашний день. Неужели Торкиль и правда подмигнул Катастрофе? Она клялась, что подмигнул. Или ей померещилось? Вообще-то, у Торкиля глаза были так размалеваны, что Катастрофа вряд ли ошиблась бы. Сначала позвонила Диллиан, потом пришел Торкиль, а потом и Громила подоспел и отбил пленников у шайки Хинда. А Громила — человек Арчера. Да что же там творилось? Ничегошеньки не понять! Говард сдался и решил для разнообразия слетать к Проксиме Центавра на своем любимом космическом корабле. Но и на его борту Говарду не было покоя: даже там, воображая себе полет, он сердито гадал, почему Арчер, вместо того чтобы шпионить за папой, не построит космический корабль. У Арчера полным-полно всякой техники, а он ее толком не использует!

Его раздумья оборвал звонок с уроков. За воротами Говарда ждал Громила, нависая над Катастрофой. Рыжик Хинд тоже поджидал Говарда — удивительное дело, один, без шайки, — и сверлил его пристальным взглядом. «Вот еще навязался на нашу голову, — недовольно подумал Говард. — Пусть даже Рыжик и один — все равно морока». Рыжик неотвязно следовал за ними всю дорогу до дома, проследил, как они перепрыгнули через канаву Хатауэя, и занял наблюдательную позицию по ту сторону канавы, злобно сверкая глазами — здоровым и подбитым. Однако в остальном на Верхней Парковой было непривычно пусто и тихо. Диллиан сегодня не прислала ни души, Торкиль тоже, а свита Рыжика Хинда, похоже, бросила его на произвол судьбы. «А что, если им всем просто надоело нас допекать? — подумал Говард. — Может же такое случиться?»

Папа сидел за кухонным столом, уставившись на какое-то письмо, которое лежало поверх лилового сердца, намалеванного Громилой в минуту любовного отчаяния.

— Так с утра и сидит, — сообщил Громила.

— Вы только почитайте это письмо! — воскликнула Фифи. Она готовила чай, но разряжена была словно на праздник. — Мистер Сайкс ни в какую не хочет идти в колледж, мне пришлось позвонить им и сказать, что он заболел.

Говард осторожно вынул из конверта таинственное послание. Папа даже не заметил этого — сидел как в трансе. Оказалось, что письмо от городского казначея. Вот что там было написано:

Уважаемый мистер Сайкс!

Как нам стало известно, наше ведомство не получало от Вас никаких сведений об уплате налогов начиная с апреля 1970 года. В настоящее время Ваша задолженность за тринадцать лет, с учетом роста городских налогов и сложных процентов, составляет 23000 фунтов 56 пенсов и полпенни. Мы надеемся, что Вы в самом скором времени уплатите вышеозначенную сумму, прежде чем мы будем вынуждены передать дело в руки представителей закона.

Искренне Ваш,

С. Уиггинс,

городской казначей.

— Папа! — в ужасе вскричал Говард. — Как ты умудрился задолжать двадцать три тысячи фунтов?!

— И пятьдесят шесть пенсов и полпенни, — добавил папа. — Не забудь про пенсы и полпенни. — Он поднял на Говарда виноватое лицо. — Маме только не говорите. Вот почему я все эти годы писал слова. Маунтджой пообещал мне, мол, слова пойдут в счет уплаты налогов, то есть вместо налогов. А я, идиот, ему поверил! Ну не дурень ли?

— Как же ты расплатишься? — растерянно спросил Говард.

— Дом продам, — отрезал папа. — Все, ступайте, оставьте меня, я конченый человек.