Ловушка для волшебников

— Пошел вон с моего дисплея! — рявкнул Арчер.

Экран мгновенно померк — не иначе, Арчер отключился сам.

«Получается, Арчер меня знает? Меня, вот такого взрослого?» — подумал Говард и нажал четвертую кнопку, вызывая Хатауэя. На этот раз изображение на экране было расплывчатым и отдаленным, — очевидно, даже мощной технике Вентуруса трудновато проникнуть в прошлое на шесть веков. Хатауэй, кажется, стоял на ступеньках садовой лестницы, прислоненной к дереву. Анна и Ильям возились у него над головой, а прочие обитатели дома мелькали туда-сюда под ногами, все покатывались со смеху, и Говард не сразу понял, чем они заняты. Оказывается, они всем скопом пытались снять котенка, который залез на верхние ветки.

«Значит, насчет Хатауэя я не ошибся», — подумал Говард. Зато у него появилось неприятное чувство, будто он подглядывает. Он помедлил, прежде чем нажать пятую кнопку, но все-таки собрался с духом и надавил ее, и на экране появился Торкиль. Унылый и потерянный, в черной сутане и белом стихаре священника, он сидел в соборе на ступеньках алтаря, сложив руки на коленях и устремив взгляд в никуда. Торкиль явно полагал, будто он один и его никто не видит, так что Говарду стало еще неудобнее, и он поспешно нажал последнюю кнопку, убеждая себя в том, что ему очень важно знать, где Эрскин и что он затевает.

На экране всплыла городская свалка, на заднем плане высился корпус мусоросжигателя, но сам Эрскин не показывался. Значит, Шик все-таки пристрелила его! Сердце у Говарда упало — к своему удивлению, он почувствовал себя страшно виноватым. Говард нагнулся к экрану, тщетно высматривая Эрскина — вдруг он покажется вдалеке? И тут он услышал в отдалении звук, который ни с чем не спутаешь: со стуком распахнулась стеклянная дверь. Вентурус!

Говард стукнул по кнопке, выключая картинку, и на своих новых длинных ногах ринулся вон. Одним скачком пересек вестибюль, перепрыгнув через папины слова, спрятался за колонной и оттуда выглянул в мраморный зал.

По лестнице поднимался Эрскин. Он медленно, с усилием преодолевал каждую ступеньку, однако совсем не менялся и, шагнув на гладкий мраморный пол, выглядел как всегда, разве что кожаная куртка поистерлась. Говард юркнул обратно за колонну и услышал, что Эрскин приближается. Что делать? Если спрятаться, Эрскин будет планомерно обыскивать дворец, пока не отыщет Говарда, — как когда-то обыскивал Городской совет. Утешало лишь одно: теперь они с Эрскином более-менее одного роста и в одной весовой категории. Эрскин тем временем вошел в круглый вестибюль. При виде бумаг он кивнул сам себе, будто увидел то, что и ожидал. Появление Говарда его тоже не удивило: Эрскин привалился спиной к колонне, сложил ручищи на груди и посмотрел Говарду прямо в лицо.

— Это ты напустил на меня Шик, ага? — спросил он. — И Торкиля?

— Значит, Шик вас не пристрелила? — удивился Говард.

— Промазала, — отозвался Эрскин и с удовлетворением добавил: — А я ей — фингал под глаз.

Говард тоже сложил руки на груди и тоже привалился к колонне.

— Откуда вы узнали, что я здесь?

— Проще простого. Когда тебя здесь нет, сюда вход закрыт. Ты как, закончил? Или еще тринадцать лет резину тянуть будем?

Говард почувствовал, что его будто с размаху тукнули кулачищем по голове. Он ухватился за колонну обеими руками и молча вытаращил глаза на Эрскина.

— Ага, — произнес Эрскин, — то-то я гадаю, что это ты мне выкаешь! Еще тогда подумал: ты не знаешь. Пробовал выяснить, так — не так. Пробовал тебе втемяшить. Почти получилось — вот ты сюда и прискакал как миленький.

— Чего я не знал? О чем вы? — пролепетал Говард.

Он смутно догадывался, к чему клонит Эрскин, но верить отчаянно не хотелось.

— Поначалу-то и я мало чего соображал, — беспощадно продолжал Эрскин. — Знал только: все уже было раньше. За городом, на мусорном заводе. Вспомнил. Наведался к Арчеру. Он мне: так и быть, поставлю пленку. Прокрутил. Чисто, как в аптеке. Все телефонные разговоры за тыщу девятьсот семидесятый год у него записаны. Но Вентурус всегда был ловкач насчет отключиться от подслушки. У Арчера на руках, считай, ничего. Всего и козырей что одна фразочка Квентина Сайкса: «Тогда — две тысячи каждый квартал». Я — разнюхивать. Что слова, тогда не смекнул. А вот тебя с первого взгляда признал.

— Но остальные-то не признали. Вы точно уверены? — спросил Говард с надеждой.

— Железно. Когда ты был еще пацаном, мы все были уже взрослые. — Эрскин ухмыльнулся и поправился: — Когда ты в первый раз был пацаном. Кроме меня и Торкиля. Странно, что Торкиль тебя не признал. А я раскусил. Всего на пять лет старше, а поди-ка. Вентурус… да… ты у нас был маленький паршивец, почище Катастрофы.