Ловушка для Золушки

Или же она знала с первой минуты, когда я была без волос, без кожи, без памяти.

Я схожу с ума.

Жанна знает.

Жанна знала с самого начала.

Потому что тогда все можно объяснить. Как только я открыла глаза под вспышкой ослепительного света, только Жанна приняла меня за До. Все остальные, с кем я встречалась, включая любовника и отца, принимали меня за Мики. Потому что я и есть Мики.

Серж Реппо не лгал.

Жанна и До вместе задумали убить меня. Я узнала, что они замышляют. Я убила До, чтобы стать ею, потому что ведьма-крестная сообщила мне, что изменила завещание.

И Жанна никогда не ошибалась. В ночь пожара она поняла, что ее план провалился.

Она знала, что я Мики, но ничего не сказала. Почему?

Я ошиблась, заполняя бланк в гостинице, потому что до пожара я училась быть До. Но я никогда не была До. Ни для Жанны, ни для всех остальных.

Почему же тогда Жанна ничего не сказала?

Дни проходят.

Я одинока. Одинока в своих поисках правды. Одинока в попытках понять.

Если я Мики, я знаю, почему Жанна пыталась меня убить. Мне кажется, что я знаю, почему уже позже она заставила меня поверить, несмотря ни на что, что я ее сообщница. Ей «наплевать на деньги, замолчи, умоляю».

Если я Доменика, у меня вообще ничего не осталось.

Во дворе на прогулке я стараюсь увидеть свое отражение в оконном стекле. Холодно. Мне всегда холодно. Мики тоже, кажется, постоянно мерзла. Из двух сестричек, которыми я не хочу быть, я все-таки скорее ощущаю себя ею. Интересно, мерзла ли Доменика, леденела ли всем телом от зависти и злобы, когда бродила под окнами своей жертвы – принцессы с длинными волосами?

Чернота возвращается. Надзирательница запирает меня в камере, где бок о бок обитают три призрака. Я в кровати, как в первый вечер в клинике. Я успокаиваю себя. В эту ночь я еще могу быть той, кем захочу.

Быть Мики, которую любили с такой силой, что хотели убить? Или другой?

Даже когда я Доменика, я в ладу сама с собой. Я думаю, что скоро меня увезут далеко отсюда – на день, на неделю, а то и больше, и что в конце концов у меня не все отняли: я увижу Италию.

Память вернулась к заключенной однажды январским днем, спустя две недели после ее возвращения из Флоренции, в тот момент, когда она подносила к губам стакан воды. Стакан упал на пол, но почему-то не разбился.

Ее дело слушалось в суде присяжных Экс-ан-Прованса в том же году. Учитывая состояние подсудимой в момент убийства Сержа Реппо, ее оправдали. Она была приговорена к десяти годам тюремного заключения за соучастие в убийстве Доменики Лои, совершенном Жанной Мюрно.

Во время судебного заседания она оставалась почти безучастной и чаще всего позволяла своей бывшей гувернантке отвечать на вопросы, которые задавали им обеим.

Выслушивая приговор, она побледнела и прижала ко рту ладонь в белой перчатке. Жанна Мюрно, осужденная на тридцать лет лишения свободы, привычным движением отвела ее руку ото рта и произнесла несколько слов по-итальянски.

Жандарму, который сопровождал ее обратно в камеру, она показалась гораздо спокойнее, чем в зале суда. Она угадала, что он проходил военную службу в Алжире. Даже смогла сказать, каким одеколоном от него пахнет. Раньше она знавала парня, который пользовался таким же. Однажды летней ночью в машине он сказал ей название одеколона – сентиментально-солдафонское, не менее мерзкое, чем сам запах: «Ловушка для Золушки».

Париж, февраль 1962