Ловушка на ловца

- Пошел, - прошептал штабс-капитан, и коляска укатила в темноту.

Колегов стоял на дороге. Под звездами и, после двух дней заточения в комнате без окоп, особенно остро чувствовал спасительную необъятность лунной теплой ночи. Он смотрел на юркие рыбьи блики в близкой реке, смотрел на острые языки фиолетового огня пирамидальных тополей над спящей землей, на седую зелень садов в лунном свете.

- Еще раз учтите, товарищ предревкома, - любезно сверкнул браунингом Муравьев, - без глупостей. Дом надежно окружен... - Зыков!

- Да, ваше благородие, - глухо прохрипел из ночи первый голос.

- Боровицкий...

- Здесь, - шепнул из палисадника второй голос.

- Вот видите, - дернулся Муравьев, - вас я пристрелю с огромным удовольствием.

Штабс-капитан потаенно нервничал.

Правда, еще днем он лично съездил сюда, на Монастырскую, тщательно осмотрел местность. Дом стоял крайним на пологом спуске к реке. Картофельное поле и огород на задах хорошо просматривались из отдельно стоящего строения - баньки, как выяснилось, в данный момент бесхозной. Сарай и запущенный сад, при* мыкавший вплотную к невысокой монастырской стене (в монастырских кельях сейчас размещался военный госпиталь), позволяли окружить объект вечером незаметно и со всех четырех сторон. Муравьев начертил план местности. Большим квадратом обозначил монастырь, маленьким - дом подпольщиков. Над квадратом монастыря обозначил условный флажок с медицинским крестом (госпиталь). Аккуратными крестиками наметил расположение рядовых в засаде. Соединил черные крестики твердой карандашной линией, и на схеме получилась этакая идеально правильная петля, почти затянутая вокруг дома. Петля с хвостиком от баньки (здесь был установлен пулемет "Гочкис") была похожа на цифру 6, и Муравьев сравнил ее в уме с химической ретортой. Это успокаивало Дом, ставший просто квадратиком; река, превратившаяся в волнистую линию; люди в виде отдельно торчащих крестиков - словом, план внушал Муравьеву уверенность в безусловный успех операции, где исключались разные безобразные случайности. И все же настроение у штабс-капитана было препаршивое. Еще днем он несколько раз ловил себя на мысли, что раскаивается в скоропалительном решении лично явиться на заседание штаба. Волна восторга от удачной охоты гарпии прошла. Но чем яснее Алексей Петрович понимал, что риск слишком очевиден, тем злее гнал от себя приступ желания переиграть назад. Дать повод про клятому большевику поймать штабс-капитана контрразведки на трусости!.. Сама тень этой мысли была невыносима Алексею Петровичу. Сегодня, благословленный судьбой, он как никогда верил в свой фатум, в перст судьбы, указующей на чело счастливца.

И все же он нервничал.

- Вас я пристрелю с огромным удовольствием, - повторил Муравьев. Он медлил прятать браунинг, одновременно сопротивляясь желанию пристрелить свидетеля тех своих сгоряча вырвавшихся слов и предвкушая то смутное наслаждение от презрительной милости, с какой он отпустит Учителя на все четыре стороны после успешной операции. Отпуская (вот оно слово дворянина!) обмаравшегося большевика на свободу, штабс-капитан делал из грозного предревкома пустышку, пустяк, который уже никоим образом не отразится на неминуемой победе сил вековечной устойчивости и порядка над красным хаосом.

И все же Муравьев медлил прятать браунинг ("палец на курок и...") и с раздражением смотрел, как вульгарно лоснится полоса ночной реки, как нагло висит в небе луна, как что-то неприятное посвистывает в траве, перемигивается в кустах, хлюпает в воде, прячется в тенях. Штабс-капитану не нравилось это вечное жадное чавканье жизни, и только в нёбе глаз успокаивался, легко читая очертания вечных созвездий: Стрелец... Лира... Весы...

- Идем.

Муравьев толкнул калитку.

На окне, выходящем во Двор, горела спокойным огнем керосиновая лампа в зеленом абажуре. Условный знак, говорящий о том, что дом ждет поздних гостей.

Штабс-капитан, переодетый в солдатскую шинель, шел за Колеговым и даже принялся насвистывать про себя какую-то полузабытую глупую песенку из репертуара Плевицкой. Он взял себя в руки.