— Терпимо, — Настя предательски шмыгнула носом.
Преображенец улыбнулся и вдруг обхватил лицо девушки руками. Игнорируя удивленный взгляд, наклонился и осторожно подул на скулу.
— У белки боли, у зайца боли, а у Настюшки не боли, — прошептал он старую деревенскую присказку. — Мне Софья так всегда говорила…
Девушка невольно улыбнулась. Пальцы Белова нежно заскользили по коже, спускаясь по шее к ключицам. Настя, словно зачарованная смотрела в его глаза с расширившимися зрачками.
Лицо гвардейца было все ближе, и девушка сама чуть подалась вперед, потянувшись к мужчине. Губы коснулись губ. Мир пропал, растворился в ощущениях, охвативших Настю. Ей казалось, что все кружится, пол уплывает из-под ног, и сама она начинает куда-то парить.
У Белова в голове шумело от возбуждения. Невинность девушки, а в том, что невеста была невинна, волк не сомневался, безыскусные попытки приноровиться к движениям его губ пьянили хуже любого вина. Настя все теснее жалась к жениху, он чувствовала мягкую податливость ее груди, слышал, как колотиться её сердце, вступая в унисон с его собственным.
Зверь внутри набирал силу, и усмиряя его, гвардейцу показалось, что он совершает подвиг. Григорий с трудом оторвался от таких сладких губ, прижал Настю к себе, буквально вынуждая уткнуться лицом в плечо.
Голова все еще шла кругом, и девушка даже с благодарностью воспользовалась такой надежной опорой, прижалась, сквозь шерсть мундира ощущая тепло мужского тела, которое будто обволакивало и ее, обещая защиту.
— Настя, — Белов нежно провел по волосам, стараясь не растрепать их еще больше. — Настенька…
Преображенец вслушался в то, как звучит имя невесты, улыбнулся и зашептал:
— Околдовала ты меня, ведьма сероглазая…
К его удивлению, девушка вдруг вздрогнула и отстранилась.
— Откуда ты узнал? — с испугом спросила она.
— Узнал что?
— Про меня… — серые глаза со страхом смотрели на преображенца.
— Про тебя? — ошеломленно повторил он, все еще не понимая, о чем речь.
Настя медленно опустила голову, нервно сминая пенные кружева платья, и Белова вдруг осенило
— Так ты — ведьма? — выпалил он, уже не зная, злиться ли ему или смеяться.
— Ведунья, — еле слышно прошептала девушка, не решаясь поднять глаза на вновь нахмурившегося жениха.
— Мне следовало догадаться.
Григорий прошелся по комнате. Шаги гулким эхом отражались от стен. Настя насторожено следила за ним, но Белов, пытаясь привести мысли в порядок, просто игнорировал невесту.
Для преображенца теперь все становилось понятным: и тот, почему он так просто провел девушку во дворец к государыне, и то, почему его так влекло к Насте все это время.
Ведьма. Вернее, ведунья, которая обретет полную силу лишь после близости с мужчиной. Для оборотня ведунья всегда становилась истинной парой. Её сила подпитывалась силой волка, а сам преображенец…
Белову невольно вспомнился командир и то, как Анна Михайловна всегда хлопотала вокруг мужа. О таком браке можно было лишь мечтать. Вздохнув, Григорий вновь повернулся к невесте.
— Раньше почему молчала? — он все еще злился, и вопрос прозвучал резко.
Настя нервно повела плечом.
— Ты не спрашивал.
Белов усмехнулся незамысловатому ответу невесты. Злость уже улеглась, сменившись непонятной пока гаммой чувств. Зверь внутри блаженно жмурился, словно утверждая «Я же говорил…»
— А то ты бы ответила? — слегка поддразнил девушку преображенец.
— Ответила бы, — двушка опять покусала губы. — Наверное.
Последнее слово, сказанное, как Насте думалось еле слышно, заставила Белова скривиться. Звериные глаза опасно заблестели.
— Врешь, — протянул преображенец тем тоном, которым обычно разговаривал с младшей сестрой.
Девушка вспыхнула:
— А скажи я тебе, что изменилось бы? Во дворец не повел? Или колокольчики бы мне дарить стал, а не кому другому?
— Какие колокольчики?
— Которые давеча собирал, когда мы от твоей сестры ехали, — буркнула Настя, уже жалея о вырвавшейся фразе, вот дались ей эти цветы. — Тебя еще Левшин у заставы Питерсхоффской ждал.
— Сашка? — Белов нахмурился, вспоминая события, а потом рассмеялся. — Так это мы к Бутурлину помчались. Александр Борисович Левшину меня сыскать наказал, вот тот к заставе и поехал.
— Мог бы и мне сказать, — пробурчала Настя, уже не зная, на кого ей злиться: на Белова за то, что так лихо умчался или на саму себя.
— Да не подумал я, — покаянно произнес преображенец. — Александр Борисович приказами не разбрасывается, вот я и поспешил. Он мне потом еще за цветы эти выговаривал, что я к нему, как на свидание!
Девушка невольно улыбнулась, представив себе недовольство подполковника преображенцев при виде офицера с букетом полевых цветов.
— А вот поделом тебе! — с напускной строгостью сказала она жениху. — Надо было меньше амуры с фрейлинами крутить!
Белов широко улыбнулся, блеснув в полутьме белыми зубами.
— Никак ревнуете, Анастасия Платоновна? — весело спросил он, стремясь перевести все в шутку.
— Ничуть. Только, Григорий Петрович, мне от ваших амуров неприятности одни, — в тон ему отозвалась девушка. — Сперва Головина, теперь вот — Марфа… кстати, а как ты узнал про письмо Анны Михайловны?