Ловушка памяти

Это надо обставить поэффектней, чтобы она не догадалась, когда ее вызовут и пригласят в квартиру, что на момент моей смерти я был уже мертв. Пусть увидит праздничный стол, бутафорски накрытый на двоих, пусть ревнует к моей несуществующей новой пассии, пусть включит магнитофон и узнает, что я изменил ей не только физически – в нем будет кассета, наша с ней любимая кассета, которую я когда-то, в счастливые времена записал.

Сначала я думал повеситься. Но представил, как буду выглядеть висящим на трубе в черном костюме, белой рубашке и галстуке, понял, что стану выглядеть не трагично, а комично: этакий висящий, слегка покачивающийся официант. И потом гримаса висельника не вызывает сочувствия, только отвращение – таких и хоронить-то стараются в закрытом гробу, чтобы не вызвать тошноту у собравшейся публики. Я понял: смерть через повешение – не моя смерть, такой способ мне не подходит. Моя смерть должна вызывать ужас, боль и раскаяние. Нет, не раскаяние даже, а желание последовать моему примеру, невозможность жить дальше. Моя смерть должна испугать, но не отпугнуть.

Окно – вот мой способ. Шаг в пустоту, несколько секунд безумного полета – и конец. Кровавый конец: расплывающаяся лужа из-под моего затылка, сломанная ветка березы над головой, кровоточащая свежим соком, синее весеннее небо в моих удовлетворенных, распахнутых глазах. Я постараюсь напоследок улыбнуться – улыбка выйдет зловещей и одновременно призывной. Улыбка застынет, закаменеет, и вряд ли патологоанатом сможет с ней справиться, я и в гробу буду вот так улыбаться и манить за собой.