Их с матерью квартира занимала два верхних этажа башни небоскрёба в центре. Размеры жилища позволяли Илье не пересекаться с матерью, что устраивало обоих. Илью еще больше устроило бы жить отдельно, но мать категорически не соглашалась. Из чистого упрямства, конечно. Слишком вжилась в роль образцовой мамаши. Илье же было плевать — есть она или нет, поэтому он особо не настаивал.
Мать, хмуро скрестив руки на груди, с откровенной неприязнью разглядывала входящего сына. Как только она разглядела Илью получше — раздражение и недовольство сменились тревогой.
— Что опять случилось?! Тебе нужен врач! — начала она, идя следом за Ильей через огромную гостиную, увешанную картинами. — Я позвоню, Олег, приедет!
— Справлюсь. Просто потерял много кровушки, ща зашьюсь, — устало отмахнулся Илья.
— Илья, ты… Ты же знаешь… Ты болен, — попыталась уговорить она сына. — Ты не можешь оценивать все, как нормальный человек.
— Да, вообще изи! Если ты помнишь, я учусь на врача, — отстраненно заметил он.
Илья зашёл на кухню, тщательно вымыл руки, снял пластырь, промыл порезы и ссадины на лице. Потом взглянул в зеркало. Вокруг глаз наметились два синяка, так называемый эффект очков. Присмотрелся к зрачкам — это было нелегко, потому что глаза у Ильи были такими черными, что контуры зрачков едва намечались.
— Илья, это не то! Тебе же говорили, как опасно твое заболевание?.. Ты же помнишь, что мы с тобой пережили? Я звоню Олегу!
Мать схватила телефон. Илья подошел к ней, отобрал трубку и положил обратно.
— Не чувствовать боль — не болезнь. Болезнь, когда люди боль чувствуют. Даже слова однокоренные боль и болезнь. Я не хочу слушать нотации твоего Олега, тебя хватает.
— Самая ужасная болезнь — жить без боли, ты словно бы уже мертв…
— Сотрясения нет. Легкие ссадины и ушибы. Небольшая кровопотеря. В целом состояние не опасное. Назначу себе железосодержащие препараты. И придется наложить шов на лоб, — монотонно констатировал он, доставая аптечку. — Кажется, останется шрам. Мне пойдет?
— Ты похож на отца. Тебе все пойдет, — автоматически сказала мать, садясь за стол.
Она потёрла переносицу, и уставилась невидящим взором на телефон, словно надеясь, что тот зазвонит или даст совет. Так ничего и не дождавшись, раздраженно выпалила:
— Если твое состояние в норме, тогда потрудись объяснить, что опять с тобой приключилось?! Где ты все время шляешься?! Не нагулялся по своей Европе?!
Она соскочила со стула и стала мерить просторную кухню шагами. Остановилась у панорамного окна и грустно посмотрела вниз.
— Я попал в аварию. Разбил машину…
— От тебя же смердит за версту! Ты опять пьяный за руль сел?! — закричала она.
Руки у матери мелко задрожали, но она продолжала смотреть на то, как из-за горизонта медленно показывается краешек солнца.
— У меня со слухом порядок, — спокойно ответил Илья. — Нет, садился я обдолбанный, а пил уже в машине.
— Ты болен! Тебе нужен психиатр! Давай мы тебя пролечим. Может Швейцария?
Она повернулась и умоляюще посмотрела на сына.
— Истеришь постоянно ты, а психиатр и больничка нужны мне. Лолка.
— Я так устала за эти годы, Илья. — Мать подошла к нему почти вплотную, и, развернув к себе, попросила: — Взгляни на меня.
Илья равнодушно, с высоты своего роста — он был выше на две головы — смерил мать оценивающим взглядом.
Вид у неё был, действительно, изможденный. В ней еще угадывалась былая красота, но на этой красоте лежала тень: блондинистые от природы волосы потускнели, под большими серыми глазами залегли черные круги. На лице проступила мелкая сеть морщин и четко очерченные губы были безжизненно белыми.
— Лучше бы ты родился без ног, чем то, чем ты родился… — бросила она.
— Выглядишь, рили, не очень. С твоими деньгами эт стремно. О пластике не думала? Мне как раз скоро нужна будет практика.
— Иногда я хочу, чтоб ты умер, — прошептала мать, голос ее чуть дрогнул, она заглотнула воздух, желая еще о чем-то сказать, но, передумав, отвернулась и нетвердой походкой зашагала прочь из кухни.
— Надо было сделать аборт, — усмехнулся ей вслед Илья.
Он вдел нитку в иголку. Саморассасывающиеся нитки Илья приобрел в Германии, швы снимать не придется. Внимательно посмотрел в зеркало, и, уверенной рукой сдвинув края кожи, стал зашивать рассеченный лоб.
Закончив, Илья критически осмотрел свою работу: стежки были безупречно-ровными. Не зря ему прочили большую карьеру хирурга.
Он удовлетворенно кивнул и пошел в спальню отсыпаться.
***
Сидеть на кухонной табуретке, покрытой вязаным ковриком, было тепло и спокойно.
На плите посвистывал чайник.
После ванны на мокрые волосы им накрутили полотенца, от чего все трое выглядели как арабские султанчики из сказок про Али-Бабу.
Баба Люся накормила жареной картошкой с салом и лучком, напоила вкусным травяным чаем.
Вадик уснул прямо за столом, мило свесившись на стуле.
Пошли стелить постели.
Баба Люся показала, где взять белье. Аня с тревогой, шепотом, призналась, что Вадик по ночам не держит мочу.
— Да не волнуйся ты так, деточка, у меня там где-то с дачной теплицы остатки полиэтилена лежали, постелите, и делов-то.