Ловушка Пандоры (СИ)

— Я устал тратить свое время на твои истерики, — раздраженно заметил Илья. — И склонность драматизировать тебе не идет, с каждым разом твои разговоры все бестолковей. Может, ты перестанешь нюхать? Или в психушку захотела? Это легко можно устроить.

Она повернулась к Илье, заулыбалась ему. Вздрогнула всем телом. Улыбка сменилась гримасой ужаса. Она навела на него нож и, указывая острым концом ему в лицо, заговорила:

— Ты научил меня правильно подводить черту. Помнишь, когда увидел заклеенные пластырем запястья, ты сказал, что резаться нужно не поперек, а вдоль руки, вот так, — она вытянула вперед руку и провела по венам, выступила кровь. — Ты знаешь, что я теперь займу совсем немного твоего времени. Скоро я уйду.

— Камон, я не стану тебя спасать, не старайся.

— Мне совсем не страшно. Страшно было жить здесь с тобой, а умирать не страшно. Что с тобой случилось, Илюша? Я помню, малышом — ты был моим малышом. Кто украл у меня сына? За что? Ты можешь мне ответить? — она провела еще одну линию по венам и уселась вновь на пол.

— Что ты хочешь услышать? — лицо его дрогнуло, тело напряглось, будто в нем пыталась выправиться какая-то пружина, он подался вперед. — Ты скоро умрешь, если не поможешь себе сама.

Еще надрез. Она легла, подогнув под себя колени, с руки стекала кровь. На тонком запястье поблескивал браслет с крестиком от любимого бренда «Пандоры».

— Я тебя так ждала. Прощальный подарок от Миши. Мне так жаль моего сыночка, который умер малышом. Его, забрали у меня. Ты — что-то чужое…. Но ты хоть немного любил меня, Илья?..

— Нет.

Она затихла. Илья подошел к ней.

— Нет, я не любил. А твой сын, кажется, очень…

Илья взял руку матери, нащупал пульс — он едва угадывался, рука совсем холодная. Еще час, и она будет готова. Это случилось вовремя.

— Мне это подходит, — прошептал он сам в себя.

Тело неестественно дернулось, он засмеялся. И вновь вернул себе отсутствующее выражение.

— Так ты еще не дергался, хорошая попытка. Но ты проиграл. И хватит ныть, — снова обратился он сам к себе и, насвистывая, пошел на кухню завтракать.

В универ он уже не успеет, а дальше у него была запланирована встреча…

Вечером нужно вернуться и вызвать скорую с ментами.

Он позавтракал. Встал у зеркала.

Надо потренировать «эмоции горя». Гимнастику Илья делал каждый день и не первый год. Мышечная память срабатывала не всегда правильно, приходилось еще и следить за реакцией окружающих, но все же лучше, чем ничего.

Изображать горе у него получалось хуже всего. А ему сейчас подозрения ментов ни к чему. Он и так на карандаше Птичкина. Привязался и все копает, как крот ….

Илья взял телефон и открыл фотку с увеличенным лицом какого-то парня, внимательно изучил мимику и попытался скопировать трагичное выражение. И еще, и еще раз. Пока у него не получилось достаточно достоверно. Листнул, появилась следующая картинка: «Эмоция радости». Она не пригодится. Листнул дальше… А вот «сочувствие» можно и потренировать…

Эмоции — самый действенный инструмент, с помощью которого легче всего управлять людьми. Как только он понял, на что способна демонстрация нужных эмоций, он стал учиться их показывать. Теперь он мог поставить себе за это галочку — он может манипулировать кем угодно, а им манипулировать не может никто.

***

Декабрь наматывал счетчик последних дней года. Перевалило за десятые числа. Аня вгрызалась в каждый час будней: работала, училась, училась, работала.

За быстробежностью дел не усмотреть спиц колеса, которое крутила жизнь. Мыслей по этому поводу не возникало. Да и не надо. Все растворилось вместе с мечтами, вместе с чувствами в поэтапных задачах, что приходилось решать, как в квесте или игре, где Матфей проходил свои миссии. Временами казалось, что у нее вообще не осталось способностей к эмоциям, и она вполне может сойти за андроида.

Сегодня на карточку пришла стипендия. Но толку от этого было мало. Деньги списали в счет долга за квартиру. Вот только ее жалкая стипендия была лишь каплей в море огромного долга, что накопился за много лет, пока ни стипендии, ни работы у Ани не было. Но эта капля и спасала их от отключения воды, света и дальнейшего выселения на помойку?

Трудней всего обстояли дела с зарплатой, ее банки тоже горячились списать в счет уплаты за коммуналку или за многочисленные кредиты отца.

Ане никак нельзя было, чтобы зарплату списывали. Пришлось договориться в бухгалтерии, чтобы платили наличными. Тетки долго не соглашались, Аня просила, уговаривала и даже плакала— этот механизм изъятия заработка уже стоил ей и близким одного полуголодного месяца.

Аня все время спрашивала себя: насколько правомерно банкам отбирать деньги по собственному усмотрению и желанию? Однако сколько не задавайся вопросами, в век капитализма власть принадлежит деньгам, ее одним негодованием не пробить.