Ловушка Пандоры (СИ)

Илью сильно ослабила потеря крови. Старикашка оказался тяжелым, утащили его с трудом. Еще и грязюка вперемешку со снегом. Колеса вязли. Порядком употев, они бросили труп у забора.

Шли обратно, сшаркивая глубокие колеи от телеги. Илья подумал, что кроссы от Гуччи погублены.

Управившись со всем, он еще раз проверил кухню. Убедился, что в целом следов никто не оставил, и все чисто, достал телефон и рассчитал персонал.

— Бери свой кальян и вали домой, Макс, сегодня ты единственный показал себя, как истинный революционер — история тебя не забудет, и я — тоже.

Сжимая плечо Макса травмированной рукой, Илья вперился парню в глаза. Увидев там такие знакомые страх и восторг, он довольно кивнул и отпустил его, забрав ключи от своей тачки.

Первым делом Илья заглянул в багажник 222-ого, там лежали лапы и голова убитого медведя. Он брезгливо поморщился — весь багажник был уделан кровью, потому что никакая свинья не позаботилась подстелить что-нибудь. Придется отдавать машину в чистку.

Сумку и свой кальян он сунул на заднее сидение. Сел в Мерс и, газанув с места, поехал домой.

***

Аня не помнила, как добежала до дома.

Очнулась в подъезде, села на лесенку. Слёз не было, одна сухая обида и горечь. Щеки горели.

— Все дерьмо этого мира липнет на меня, — прошептала она себе. — Я не в порядке, — добавила и уронила голову на колени.

«Дитя смерти» это прозвище досталось ей еще в детстве от спившегося отца.

Отец в память о том, что был историком, каждый раз, напиваясь, рассказывал ей о зловещей королеве Франции — Екатерине Медичи, еще до ее кровавых деяний народ успел прозвать Екатерину — «Дитя смерти».

Рассказывать отец умел, и каждый раз он вплетал Аню в эту чужую ей судьбу все навязчивей. И вот сейчас эта злосчастная королева и ее проклятье — «Дитя смерти» — вирусной программой крутилось в голове.

— Бред, — снова заговорила она с собой. Больше утешить ее было некому. — Это все бред.

Она огляделась. Из-за кадки с землей дрожащими руками достала заныканные на черный день сигареты.

Соседка как-то решила навести в подъезде красоту и вынесла туда из квартиры кадку с цветком. Потом соседка съехала, цветок завял. Кадка с землей служила теперь пепельницей и плевательницей. Цветок, среди измазанных стен и грязи, выглядел нелепо — он был здесь чужаком — а кадка прижилась.

Аня, закурила, глубоко затягиваясь. Быстро выкурила сигарету, закурила следующую. Мысли приугасли. Но все внутри продолжало бултыхаться и кипеть.

Обидней всего в этой дрянной истории было то, что она потеряла сумку со всеми вещами: там лежали пропуск, студенческий, халат, сменная обувь, хирургический колпак, перчатки, доклад и три библиотечные книги. А еще кошелек, а в кошельке — последняя сотка. С одной стороны, она понимала, что легко отделалась, но завтра семинар, а доклада нет, нет халата, обуви, колпака, книжек… Как она будет учиться, работать, где взять деньги, чтобы восстановить эти вещи?

Придется завтра вернуться и поискать. Но как туда вернуться?!

Захотелось помыться. Отмыть от себя этот проклятый день. Отмыть все следы, оставленные чужими взглядами, касаниями, мыслями.

Её стало клонить в сон. Еле-еле поднялась. На ватных ногах забралась на свой этаж.

Открыла дверь своим ключом, уже понимая, что в доме опять собрался шалман. С порога запахло кислым перегарищем и табачищем.

Из кухни доносились пьяные голоса.

— Не, этих не люблю, Таха! Подкидыши они! Вот те деточки, первые, которых отобрали, любили меня, а этих Нюрка против меня настроила, не любят они меня, — пьяно плакалась на кухне Валька.

— Нюрке вашей давно замуж пора и свою семью завести, а не в вашу лезть, — резонно заметила собутыльница.

— Ага, интеллигентка хренова! Она на нас смотрит, как на нелюдей каких!

— Добрая ты Валька, я б её давно выгнала!

— Да что ты! Этот, вон, не даст — дочь же! Он её сам-то лупит, а я только раз сказать что попробовала, он меня чуть не убил! Кто там шарабанится в коридоре? Степка, ты?

Аня вздохнула, нехотя призналась:

— Нет, это я.

— Ты где по ночам шляешься, проститень?!

Аня проигнорировала вопрос. Очень не хотелось заходить на кухню, но пришлось.

Отец спал, уткнувшись в стол, иногда похрюкивая во сне. Рядом сидели обрюзглая Валька в вышарканном халате и ее вечная собутыльница Таха.

Компания, к большому облегчению Ани, заседала сегодня не в полном составе, не хватало старика Егорушки, Степки с Аллкой и прочих «братьев по бутылке».

На столе — водка, квашенная капуста и надкусанный соленный огурец. Сегодня, видимо, шиковали — настоящая бутылка, а не аптечные фунфырики.

— Детей хоть накормила? — налив себе воды из-под крана, вздохнула Аня, устало глядя на гору немытой посуды. Запоздало вспомнилось, что ела сегодня только утром. Еще раз брезгливо посмотрела на стол и решила, что сначала примет душ и забросит вещи в стирку.

— Накормила, тебя не спросила! Лучше скажи, кто рожу разбил?! Шалавится она! Вот отец проснется, я ему скажу!

Игнорируя пьяную ругань мачехи, Аня вышла из кухни и отправилась в ванную.