Она поплелась в отдел игрушек, купила машинку с пультом управления и теплую кофту. Аня знала, Вадик порадуется и этому, но у Деда Мороза в письме он просил велосипед.
Хотя от Арины, запросы к Деду Морозу поступали еще сложнее: чтобы её перестали дразнить и появился друг.
Эти детские письма были для Ани испытанием года. Она дико мучилась, перебирая в голове варианты, как сотворить для детей чудо, если на него не хватает грошей.
Настроение сменилось, и она двигалась по отделам ТЦ в привычном напряжении, держа в голове список необходимых покупок и соизмеряя их со своим нищенским бюджетом.
Арине она взяла платье, пазлы и кубик Рубика — девочка любила головоломки.
Когда Аня рассчиталась и пошла к выходу, что-то кольнуло в спину. Инстинктивно захотелось пригнуться.
Она беспокойно заозиралась, но ничего подозрительного не заметила. Люди мирно шли по начищенному до блеска бетонному полу или стояли у витрин, или же сидели на лавочках у огромного фонтана посреди ТЦ.
Ничего тревожного вокруг Аня не увидела, но беспокойство от этого не пропало.
Рекламная озвучка сменилась на новостную сводку:
Аня поежилась: какая-такая ситуация, какие такие митинги? Надо будет глянуть новости, вдруг и вправду у всех крыши посносило?
Мимо шли женщины, до Ани долетели обрывки разговора:
— Уже сколько детей погибло, а они: «не выходите, молчите»!..
— Я своему вообще не даю к компьютеру этому злосчастному подходить, не дай бог, что случится.
— А случилось бы — и что? Ты не пошла бы? Чего терять-то?!
— По телевизору говорят — триста пятьдесят семь уже ребятяток! Врут, конечно! Я слыхала, что уже больше двух тысяч! В столице сейчас волнительно, а в регионах совсем плохо!
Ане стало трудно дышать, по глазам бил навязчивый свет. Захотелось поскорее выйти из этого ТЦ на воздух.
Она прибавила шагу. В памяти почему-то всплыл рев медведя, и призывы к революции. А если это как-то связанно? Если её молчание — преступно? Хотя… что за глупости? Что может сделать кучка дебилов? Ну, убили они медведя, ну наговорили ерунду про какую-то революцию.
Ну, придет она в полицию, расскажет о том, что месяц назад видела в подвале заброшенного завода, как собаки рвали медведя, и Илья Лакунин призывал к революции. Так ее первую и загребут!
Турникет медленно покрутил её на выход. Аня всегда в таких каруселях начинала нервничать и чувствовала себя в ловушке. Вот и сейчас она, задумавшись, не успела выйти, и ей пришлось ехать еще круг, а потом еще один.
Наконец, она вырвалась из клетки, неуклюже споткнулась и, пытаясь удержать равновесие, уронила пакет. Пакет треснул по швам. Подарки рассыпались по снегу.
Аня села на корточки и стала собирать пазлы, кубик Рубика, ругая себя за неуклюжесть.
Опять кольнуло нехорошим предчувствием. По телу пробежал озноб.
Она подняла голову и встретилась глазами с Ильей.
«Легок на помине. Вспомнишь, о чем-то плохом, и вот оно всплывает!»
Он сидел на капоте сияющей машины мятного цвета. Еще совсем недавно ездил на другой, черной, и когда успевает их менять? Рядом с ним лежал большой нелепый пакет с сердечками, а около машины стоял велосипед, тот самый, что она присматривала для Вадима.
Она поморщилась от очередной издевки. Илья уже навис над ней, и, чтобы перестать ощущать себя букашкой, ей пришлось выпрямиться, оставив часть драгоценных покупок лежать на снегу.
— Чего тебе?! — резко буркнула она, скрестив руки на груди.
— Камон, детка, к чему быть такой грубой в канун католического Рождества?
— Я тебе не детка, не католичка и сегодня только одиннадцатое, а Рождество у католиков двадцать пятого.
— Жаль. Я вот решил поиграть в Санту, подарков накупил.
— Поиграй с кем-нибудь другим! — выдохнула она.
Илья пугал и раздражал её. Он за прошлый месяц окончательно утвердился в ее глазах, как наглый самоуверенный психопат.
Зачем он докапывается? Иллюзий по этому поводу Аня не питала. От внимания таких людей жизнь обычно становится только хуже, а не лучше.
— Значит, всё это барахло можно выкинуть? — Илья ткнул ногой велосипед, тот самый, что мог осчастливить Вадика. — Чего ты ломаешься? Я, рили, тебе это шмотье купил.
— Зачем?
— Увидел тебя в магазе, как ты пялишь на всё это барахло, решил, что мне ничего не стоит купить. Может, захотел порадовать тебя.
Аня залилась краской. Было нестерпимо стыдно, что он видел, как ей хочется того, что она не может себе позволить. От унижения она не знала, куда деваться. Дернулась поднять покупки и уйти, кинув ему скорее риторический вопрос:
— С чего тебе меня радовать?