Что же в таком случае делать? Кризис Первой мировой войны вынудил основных участников войны (включая Британию) приостановить конвертирование своих валют в золото. Банк Англии подчеркивал, что это временная мера, вызванная чрезвычайными обстоятельствами[24]
. Выплаты в золоте должны были возобновиться, как только страна вернется к былому могуществу. После некоторых колебаний Британия вернулась к золотому стандарту в 1925 г., приняв штрафную ставку конвертации, и шесть лет страдала от изматывающей инфляции и растущей безработицы, а потом отказалась продолжать борьбу. Осенью 1931 г. Британия снова приостановила выплаты в золоте, хотя политики сделали все, что было в их силах, чтобы избежать этой участи. Потребовалось чрезвычайное национальное правительство, чтобы заявить о поражении: предыдущая лейбористская администрация не осмелилась на это (один из членов уходящего кабинета, Сидни Уэбб, когда ему сказали, что Британия отказалась от золота, пожаловался: «Но нам никто не сказал, что так тоже можно!»)[25].Плавающий курс для фунта был крайней мерой, предпринятой политиками, страшно боявшимися ее последствий. Поэтому, хотя последствия оказались в целом положительными – обесценивание фунта стерлингов дало толчок британской экономике, увеличив экспорт и облегчив сокращение зарплат, – этот эпизод стал не слишком удачной рекламой демократии. Национальное правительство, воспользовавшееся преимуществами отказа от золотого стандарта, состояло из сторонников «устойчивой валюты», постоянно заявлявших о том, что эта мера была катастрофой, а потому, чтобы сгладить ее последствия, потребуется затянуть пояса еще туже. Кейнс думал, что, если они на самом деле верили в то, что говорили, значит, они глупцы. Если же не верили – то лжецы. Больше всего в выборах 1931 г. Кейнс ненавидел то, что именно эти глупцы и лжецы вернулись к власти, получив абсолютное большинство голосов. Это, очевидно, не было примером ума и рассудительности, стоящих в центре. Поэтому-то демократия представлялась такой удручающей системой правления: на верное решение случайно натыкались не те люди, которые вдобавок не понимали, что делали.
Кроме того, этот эпизод не был примером, который могли бы легко скопировать другие демократии. Взгляд других стран сводился к тому, что британцы беззаботны и безрассудны, и что общий отказ от золотого стандарта повлечет глобальную нестабильность и цепочку конкурентных обесцениваний в стиле «разори своего соседа». Это было типичное британское лицемерие – проповедовать добродетели финансовой дисциплины и при этом эгоистически воспользоваться выгодами от пренебрежения ею. Особенно испугались французы, которые страшно боялись отказаться от золота. Французское правительство возобновило платежи в золоте только в 1927 г. после инфляции, которая едва не обанкротила французскую экономику и не уничтожила личные сбережения. Французское общество вместе с политиками было убеждено в том, что золото – единственное, что стоит между демократией и катастрофой; если его не будет, никто просто не поверит их политической системе, когда она решит продемонстрировать решительность. Британия соскочила с золота, когда почувствовала, что нет другого варианта. Франция вернулась к золоту, когда тоже почувствовала, что нет другого варианта. В этот момент своей истории французская демократия испугалась самой себя.
Положение британской демократии и французской – некомпетентной и пугливой – показало, насколько сложно будет достичь какого-либо соглашения, которое, однако, было необходимо, чтобы вытащить мир из болота. В 1933 г. Кейнсу пришлась бы по вкусу встреча независимых экспертов по экономике, свободных от соперничества и невротического давления со стороны своих национальных государств, встреча, на которой можно было бы покончить с бардаком. Но вместо этого он получил Лондонскую конференцию. Но по крайней мере не всё теперь решали британцы и французы. К делу подключились американцы.
Сезон конференций