Ловушки жизни. Выход есть!

Несколько слов об отличии людей с запретом жить (в клинике их называют шизоидами) от людей жизни с условиями (нарциссов). Нарциссы заменяют принятие признанием, всячески гоняются за ним. А для людей с запретом жить само выживание становится целью. Если нарцисс верит, что нужно что-то делать, нужно как-то появляться, проявляться – и тогда тебя заметят, оценят, полюбят, то шизоид убежден, что любое появление-проявление небезопасно для жизни. В обоих ситуациях другой человек необходим, но для нарцисса этого другого необходимо очаровать, чтобы заслужить его восхищение, для шизоида – не разгневать. Ведущим чувством в контакте у шизоида является страх, а результатом его – психическое замораживание как отказ от жизни.

И если нарциссу встретиться с собой не позволяет стыд, то шизоиду – страх.

Я есть, и это здорово!

Редко встречающийся в нашем нарциссически организованном обществе здоровый тип личности. Представители данного типа способны к высокой степени самоподдержки, самопринятия, самооценки.

Как известно, все внутрипсихические функции являются производными от отношений.

Вышеназванные функции Я – самоподдержка, самопринятие, самооценка – являются результатом хорошей внешней поддержки, принятия, оценки. И изначальное послание окружающей среды «Ты такой, какой ты есть, и это здорово!» трансформируется со временем в убеждение «Я такой, какой есть, и это здорово!».

Отношение к себе обусловлено уровнем привязанности и характеризует качество жизни человека и качество его контактов с миром, другими людьми, самим собой.

Морозко

В данном разделе опишу людей первого типа, которые чувствуют запрет на жизнь. Этот уровень развития является базовым для формирования двух последующих, которые надстраиваются над ним. Фиксация же человека на этом уровне приводит к серьезным психологическим проблемам. Я буду называть такую ловушку, в которую попадает описываемый тип, ловушкой покорности. По сути, здесь мы имеем дело с вариантом психологической смерти в рамках существования жизни физической.

В качестве иллюстрации такого человека я буду использовать образ падчерицы из русской народной сказки «Морозко», в которой наиболее выпукло, на мой взгляд, представлен феномен отказа от Я.

Содержание сказки хорошо передает особенности среды, в которой росла дедова дочка (падчерица). Это обесценивающая, отвергающая среда.

Все знают, как за мачехой жить: перевернешься – бита и недовернешься – бита. А родная дочь что ни сделает – за все гладят по головке: умница.

Падчерица и скотину поила-кормила, дрова и воду в избу носила, печь топила, избу мела – еще до свету… Ничем старухе не угодишь – все не так, все худо. Ветер хоть пошумит, да затихнет, а старая баба расходится – не скоро уймется.

Мачеха в этой семейной системе является доминирующим членом, ей принадлежит вся власть в этой системе, все ее желания – беспрекословный закон для остальных.

Вот мачеха и придумала падчерицу со свету сжить.

– Вези, вези ее, старик, – говорит мужу, – куда хочешь, чтобы мои глаза ее не видали! Вези ее в лес, на трескучий мороз.

Сказочное «со свету сжить» в нашей реальности преобразуется в следующее послание «Ты не имеешь права быть!».

Родной же отец в этой системе является слабым, не имеющим никакой власти, и его ребенку нет возможности на него опереться. У него самого проблемы с проявлением себя и своего мнения – он не имеет права на то, чтобы быть собой, заявлять о своих желаниях.

Подтверждение сказанному – его беспрекословная реакция на указания жены.

Старик затужил, заплакал, однако делать нечего, бабы не переспоришь. Запряг лошадь:

– Садись, мила дочь, в сани.

Повез бездомную в лес, свалил в сугроб под большую ель и уехал.

Оставшись одна в зимнем лесу, девушка встречается с Морозко. В разговоре с ним в полной мере проявляется ее абсолютная нечувствительность к себе, невозможность заявить о себе. Морозко как будто пытается обнаружить ту грань, за которой есть жизнь, но тщетно – она глубоко скрыта за толстым слоем льда.

Девушка сидит под елью, дрожит, озноб ее пробирает. Вдруг слышит – невдалеке Морозко по елкам потрескивает, с елки на елку поскакивает, пощелкивает. Очутился на той ели, под которой девица сидит, и сверху ее спрашивает:

– Тепло ли тебе, девица?

Она чуть дух переводит:

– Тепло, Морозушко, тепло, батюшка.

Морозко стал ниже спускаться, сильнее потрескивает, пощелкивает:

– Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная? Она чуть дух переводит:

– Тепло, Морозушко, тепло, батюшка.

Морозко еще ниже спустился, пуще затрещал, сильнее защелкал:

– Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная? Тепло ли тебе, лапушка?

Девица окостеневать стала, чуть-чуть языком шевелит:

– Ой, тепло, голубчик Морозушко!