Лоза Шерена. Братья. Часть первая (СИ)

Отдавались в тишине нетерпеливые шаги, поскрипывали под Арманом половицы, отражался свет от хрусталя огромной люстры, и в бесконечных зеркалах отражался Арман, Арман и еще раз Арман. Бледное лицо, сжатые до скрежета зубы, резкие, нетерпеливые движения, надоедливая белизна одежд. Арман бы многое дал, чтобы теперь не ждать. Чтобы стать зверем, броситься в плен бешеного бега, выйти в город и познать вкус настоящей, на жизнь и смерть, драки! Чтобы стереть со своего лица эту проклятую рассеянность!

Как он теперь понимал Мираниса! Понимал, почему этот замок казался принцу клеткой! Понимал, как здесь не хватало простора и воздуха, воздуха! И как могло сжигать душу это отвратное нетерпение… смешанное со жгучим страхом, что он не справится… не может справиться… он никогда не умел разговаривать с высшими магами, а с братом… с братом ему помогало разговаривать сердце… которое теперь молчало, скованное магией.

И где же проклятое самообладание, которому его учили с самого детства? С Рэми всегда и все было так непросто… боги!

Еще чуть-чуть! Пара шагов, пара глотков неожиданно спертого воздуха, тихий шелест упавшего на пол плаща. Еще чуть-чуть! Немного борьбы с ревущим зверем внутри, немного отблесков хрусталя в зеркале… чуть… едва ощутимый ветерок на коже, отворившиеся двери, и обернувшийся Арман обомлел… детский силуэт в дверях рядом с Кадром, едва слышный то ли вздох, то ли шепот:

— Ар!

Яркая вспышка узнавания, и уже нет места сомнениям. Бежит к нему, заливается смехом ребенок, и Арман подхватывает мальчонку на руки, вглядывается в знакомые и незнакомые черты, пробует в них прочитать то, что помнил разум.

Память подсказывала, что волосы у того, настоящего, были темнее, почти черными, как плодородная земля. И глаза не те бездонные, почти черные, какими Арман их помнил… но Арман узнавал, теперь не мог не узнать, и позволял Эрру обнять его за шею, шептать счастливо что-то в волосы, заливаться радостными слезами…

А сам чувствовал лишь постыдное облегчение. Ничего больше. Сердце спало, скованное льдом ритуала.

Видимо, ему не придется объясняться. Пока. Или почти пока.

И лился через Армана, растекался по полу синим туманом свет знакомой до боли силы...

— Прости, — плакал Эрр. — Прости… амулет… я не хотел, не хотел, чтобы тебя… из-за меня… Я так рад, так рад, что учитель тебя нашел! А-а-а-а-ар! Ты ведь не злишься, правда?

Учитель, значит. Арман подавил в себе беспокойство, мягко отстранил брата и, сев перед ним на блестящий пол, вытянул из рукава кружевной платок и отер мокрые щеки. Ну что же он, мальчик, не девчонка, а слезы льет?

Астэл… Арман не мог видеть в нем Астэла. Блестят силой глаза, морщится смешно нос, как морщил его когда-то Эрр, отражается во взгляде упрямство и… вина. Эрр всегда и во всем любил винить себя, маленький дурачок. Как и Рэми теперь… не думать о Рэми.

— Не злюсь, — сказал Арман и поймал ладошки брата в свои. — Я не умею на тебя злиться, ты же знаешь. И ты меня прости, я на самом деле был неправ.

Слова шли легко и естественно. И ровно… хорошо, может, так и лучше.

— Но Ар… — начал Эрр. — Ты всегда же…

— Все мы ошибаемся, — усмехнулся Арман. — Главное суметь исправить свои ошибки. Ты забрал у меня свой подарок, это правда, но я жив. И твой амулет, — он достал из ворота ветвь и показал ее Рэми, — снова со мной. Так что не реви. Мы живы, мы можем все исправить, правда?

Он погладил Эрра по щеке, сам не веря отблеску проснувшейся в душе нежности, и Эрр улыбнулся счастливо, подошел к брату, устроился на его колене и сказал:

— Ты всегда бы умным…

— И потому ты вчера сразу пришел ко мне, — горько констатировал Арман, складывая элементы мозаики воедино. — А я не понял, прости.

Да и как было понять? Как можно было хотя бы предположить, что Эрр жив? Голова шла кругом, не верилось. Ни во что это не верилось. Даже в собственное отражение в зеркалах: белоснежный шелк плаща, расплескавшийся по блестящему полу, собственная бледность, почти под цвет этого шелка, потухший взгляд… и Астэл… нет, Эрр… боги, как со всем справиться?

— Я… Нар мне все объяснил, — сказал Эрр, опуская взгляд и сминая пухловатыми еще пальцами полу туники. — Он сказал, что ты боялся вспоминать…

Этот Нар! Арман подавил в себе вспыхнувший гнев, вовремя вспомнив, что для Эрра, увы, щиты не такая уж и помеха. Он все чует. Если не увидит даром, то уловит по глазам, по движению губ, по едва заметному выражению лица… кто его знает, как уловит, но с ним надо быть искренним. Только Арман не сильно-то и мог.

Разум радовался. Сердце сковывал холод. И что теперь? Эрр перед ним? Снова ребенок? Высший маг? Боги, с таким Арману не справиться!

Мысли крутились в голове грозным вихрем, и Арман пытался вспомнить, как с этим справлялись раньше… взрослые. Учителя, вечный присмотр… где все это взять прямо сейчас? Магическая школа? Но сколько может быть Эрр в этом теле, и что стало с его… взрослым я?

Магия, магия, это всегда было таким непонятным. Арман — воин, не маг! Магией всегда занимались другие… Лиин, как же ему нужен сейчас Лиин!

— Ар?