Ложь

Татуша доставала дорогую сумочку и, раскрыв ее, пересыпала на красивой белой руке, между пальцами с кроваво-красными крашеными ногтями, золотые доллары. Было что-то страшное в блеске золота на прекрасной руке…

– Я бумажек не беру. Плати золотом, сопливый черт! Хочешь, Лиза, я подарю тебе?.. Мне не жаль…

Лиза отказывалась от денег.

Она не понимала такой жизни. Все ее невинное, чистое тело возмущалось этим… Обреченная!.. Нет, она не сдастся так. Она будет бороться. Ее не посмеют так продать. Она чувствовала, что и Сара понимала ее состояние. Лизу не трогали. Ее ценили, как мастерицу. Она работала в мастерской, где с ее русским, более тонким, чем французским, вкусом, с ее парижскими сноровками, она была ценным приобретением для мастерской, и ее облюбовали заказчицы дома Брухман.

Она жила изо дня в день. По вечерам, оставшись одна, она много читала, писала письма отцу, составляла пространное письмо-дневник Курту. На ее письма отцу не было ответов. Письмо Курту она пошлет после. Курт не знает ее Нью-Йоркского адреса. Никто из ее берлинских друзей не знает, что она в Америке, она не писала об этом и тете Маше. Курт не ответил Лизе на ее письмо из Парижа… Лиза гордая, пусть напишет ей в Париж, ей перешлют письмо, а там будет видно, пошлет ли она свой дневник, где все полно нежной любви к любимому…

XXII

В мастерской работали до поздней ночи. Заканчивали платье для какой-то очень важной особы. Примерку делали на Лизе. Она и повезет платье сейчас же, ночью. Заказчица два раза звонила по телефону. Ей нужно ехать на бал.

– Готовы, что ли? – сказала Сара. – Вы, Лиза, приберитесь хорошенько, вам там придется раздеться, снять пальто и примерять платье. Захватите с собою булавки и нитки с иголками, может быть, подшить что-нибудь придется…

– Где уж мне еще там шить?.. Одиннадцатый час! Я с ног валюсь от усталости, – недовольным голосом сказала Лиза.

– Ш-шшшь!.. Такой заказ! Вы сами, Лиза, почувствуете, какой это заказ. Вот, возьмите немного денег: туда берите такси, назад вернетесь в субвее…

Блистающий огнями, то потухающими, то разгорающимися, пестрыми и точно живыми, Нью-Йорк был сказочно красив. Лиза любовалась им через окно каретки, мчавшей ее по незнакомым улицам. Высокие, ярко освещенные вывесками и рекламами, небоскребы точно таяли розовыми вершинами в темном небе.

Бежали, мчались по мягкому снегу автомобили, и их черная суета по улицам волновала Лизу:

«Куда, зачем они мчались?.. Кто сидит в них?.. Куда едет?.. Что совершается во всех этих домах?..».

Дух захватывало от сознания бьющейся кругом жизни миллионов людских существ.

Times-street, улица театров, кинематографов, кабаков и баров, дорогих ресторанов; такси промчалось по ней и свернуло в темную, тесную уличку. Карета остановилась. Шофер привычным жестом потянулся назад, открыл дверцу.

По лифту, Лиза поднялась на сороковой этаж. По-прежнему замирало сердце и захватывало дыхание у нее от быстрого полета машины. Лиза вошла в ярко освещенный коридор и отыскала указанный номер.

Толстый, пузатый, с короткими ногами американец, тот самый, еврей Самуил, которого видела Лиза сидящим на рабочем стол в мастерской у мисс Эдит, когда ее посылали в первый день ее работы у Сары Брухман, открыл двери.

– Мистрисс Кодрингам?.. – испуганно, с сильно бьющимся сердцем, спросила Лиза.

Самуил осклабился.

– Мистрисс Кодрингам, – ответил он, пропустил Лизу в прихожую и тщательно запер двери.

Лиза, с картонкой в руках, прошла в маленький салон:

– Мистрисс Кодрингам? – еще раз, уже настойчивей, сказала Лиза.

– О, да, – сказал пузатый человек, – пожалуйте сюда… Вас ожидают… Лиза пошла дальше.

Спальня, и не женская спальня. Небрежно постланная широкая постель, круглый стол и на нем бутылки, графины, холодное мясо, апельсины, бананы, ананас… Самуил принял из рук Лизы картонку с платьем.

– Я давно вас ожидаю, мисс, – сказал он, пристально глядя через очки строгими и жадными глазами. – Садитесь, снимайте ваше пальто… Да и платье лучше бы снять… Давайте, выпьем для начала, что-нибудь… Вы умеете составлять коктейли?..

– О! Нет!.. Нет, что вы!?

– Это целое искусство. И такая девочка, как вы, должна уметь это делать… Мужчины это любят… Я вам дам урок… И бесплатно…

– Я вижу, что я ошиблась адресом, – сказала Лиза, и взяла картонку. Самуил перегородил Лизе дорогу к двери:

– А, нет, милая девочка, – сказал он с холодной жестокостью, – ничуть вы не ошиблись. Сара Брухман вас именно ко мне и послала. Я купил вас, милая девочка, и на сегодня вы – моя, а там дальше это уже будет от вас зависеть, как пойдет у нас дело…

Глаза Лизы налились ужасом. Она выронила картонку из рук:

– Ка-ак!? – душным криком вырвалось из ее горла. Самуил стоял против нее и говорил спокойно: