Ложь грешников

— Болезнь забрала у нее всё, — вздохнула я. — Сначала было трудно понять, вдруг ей просто тяжело быть матерью. Папа много работал, чтобы мама оставалась дома и присматривала за мной. Я знаю, он корит себя за то, что не заметил раньше, но разве не всегда самые близкие нам люди слепы к нашим недостаткам?

Я пожала плечами или попыталась это сделать, будучи в объятиях Джея. Дело было не в самом жесте, а в том, что он изображал. Своего рода смирение. Мне так сильно хотелось, чтобы разговор о матери не вскрывал едва зажившие раны и не пробуждал глубоко спрятанные страхи.

— Я же говорю, это не имеет значения, — продолжила я, опасаясь, что мои усилия были напрасны. Джей все еще смотрел на меня тем напряженным, понимающим взглядом. — Это бы мало что изменило, и я никогда не винила своего отца. И не виню свою мать в болезни. Это жестоко. Ужасно.

Я сглотнула, стараясь не позволить нахлынуть другим воспоминаниям. Те самые темные и колючие. Эти воспоминания тоже были размытыми, разум пытался защитить меня от травмирующих деталей. Даже если бы я избегала возвращаться к тем событиям, я бы навсегда запомнила, что я чувствовала. Страх. Путаницу. Разбитое сердце. Я все еще ощущала это на языке, как ту клубнику со сливками.

— Я избавлю тебя от подробностей, — пробормотала я, делая все возможное, чтобы прогнать эти воспоминания. Я была рада, что руки Джея обнимали меня. — Но, в конце концов, все стало настолько плохо, что папа заметил. Сначала он отвел ее к врачу, который прописал ей таблетки, они какое-то время действовали. А потом перестали. Родители вернулись к доктору. Прописали еще больше наркотиков. Цикл продолжался еще долго, пока папа не решил, что ничего не сработает. Нельзя было гарантировать, что с ней я буду в безопасности. Поэтому он бросил ее. Ради меня. Это разбило ему сердце, он смотрел, как все это происходит, и не мог ничего сделать.

Я не хотела продолжать поддерживать зрительный контакт с Джеем. Произнося вслух то, чего я никогда раньше не говорила. Но это было слабостью, трусостью – отвести от него взгляд. С усилием я продолжала на него смотреть.

— Теперь она живет сама по себе, — продолжила я. — К ней кто-то приходит и помогает каждый день. Помогает принимать лекарство, остается с ней, если у нее плохой день. В последнее время такое случается часто.

Я не сказала Джею, что почти наверняка мою мать в ближайшем будущем придется поместить в какое-нибудь учреждение, потому что становилось ясно, что скоро будет опасно держать ее рядом с людьми.

Я не сказала Джею, что только недавно узнала об этом, мне пришлось вытаскивать всю информацию из папы. Он не сказал, потому что всё оплатить вряд ли получится страховкой. Придется оплачивать из собственного кармана. Хотя я не знала о ценах на такие услуги, поняла, что это довольно дорого. Папе придется работать еще усерднее, хотя в таком возрасте нужно отдыхать.

Я не сказала Джею, что моему отцу пришлось пожертвовать своей жизнью и своей пенсией ради моей матери. Это одна из причин, по которой я теперь соглашаюсь на каждую работу, которая попадалась мне на пути. Я планировала начать посылать ему деньги, как только найду способ делать это без его ведома или разрешения. Папа ни за что не взял бы у меня денег, но, черт возьми, я ни за что не брошу его заботиться о маме в одиночку.

И, наконец, я не сказала Джею, что приближение моего двадцать девятого дня рождения пугало меня до такой степени, что я едва могла спать по ночам. Моей матери было двадцать девять, когда проявились симптомы. Такая болезнь была генетической, и от нее нет спасения. Конечно, есть лекарства и методы поведенческой терапии, некоторые из которых были полезны пациентам, но я бы не пожелала этого своему злейшему врагу. Я провела все исследования и принимала коктейль из витаминов, включая мелатонин, витамины группы В и омега-3, чтобы хоть как-то предотвратить болезнь до того, как она проявится.

Нет, я ничего из этого Джею не сказала. Из-за договоренности, конечно. И если бы я следовала правилам соглашения, я бы все равно ничего не сказала о своей матери, отце или своем воспитании. Но я уже сделала это. И он казался по-своему заинтересованным.

Я могла бы сказать больше. Если бы была достаточно храброй. Если бы меня не охватил стыд, хотя в этом нет никакого смысла. Психическое заболевание не было чем-то постыдным. Об этом нужно говорить и признавать. А мне было еще стыднее от страха, который практически искалечил меня. Я не уверена, переживу ли такой диагноз. Я очень боялась жить такой жизнью, как моя мама.

В дополнение ко всему этому, говорить обо всех моих страхах было слишком интимно. Я предоставила Джею полную свободу действий над своим телом, он командовал мной в течение сорока восьми часов каждую неделю. Но он не увидит моих страхов. Это слишком личное. Нельзя делиться страхами с тем, с кем спишь. Страхи и самые смелые мечты зарезервированы для будущего мужа. Хоть девственность не сохранила, но у меня будет это. А это очень важно, ведь я вся состояла из страха.