Ложь грешников

— Я понимаю, что немногим людям комфортно заниматься подобными вещами с незнакомыми людьми, — продолжил он и приподнял губы так, будто знал, что я возбуждена. — Люди в этом баре занимаются подобными вещами. Но ты не такая, как они.

Не знаю, был ли это комплимент, но я восприняла это так. Не то что бы я имела что-то против женщин или мужчин, которые занимались безопасным сексом с незнакомцами. Черт возьми, я тоже делала так пару раз, но это не в моём стиле. Мне нужна эмоциональная связь. А от этого одни неприятности, потому что я слишком драматична, и завысила стандарты. У меня не было никаких детских травм насчет папы, просто ни один мужчина никогда не соответствовал моим требованиям. Хорошо, что придумали вибраторы. И в то же время плохо, ведь ни один человек не мог с ними сравниться.

Что-то глубокое, тёмное и ненасытное внутри меня — внутри моих яичников — подозревало, что Джей сравнится с моим лучшим вибратором. Хотя я никогда этого не узнаю. Нет. Нельзя. Все слишком хреново.

— Ради твоего комфорта я готов предложить несколько встреч, в которых ты сможешь узнать меня получше, — продолжил Джей.

Ладно, теперь я взбешена. Да, я злилась с самого начала, но контролировала себя.

— Готов предложить? — презрительно повторила я. — Как великодушно с твоей стороны.

Даже если бы он был глухим, он бы услышал сарказм, почувствовал бы его в воздухе.

— Я не предлагаю такие сделки от балды, — заявил он, его голос все еще был раздражающе ровным.

— Ну, мне льстит, что ты притащил меня сюда без согласия, чтобы сделать предложение, а затем намекнул, что мне как-то повезло, что я избрана для того, чтобы заняться с тобой сексом без каких-либо отношений. А еще ты готов оказать мне услугу и сначала поухаживать за мной, — огрызнулась я.

Джей не отводил глаз, пока я говорила. Его взгляд не посветлел. Пока я говорила, он становился все темнее и темнее, глаза прожигали меня, как горячий нож масло, отчего стоять становилось еще труднее.

После того как я закончила свою тираду, между нами повисла тяжелая тишина. Ладони вспотели, и мне отчаянно хотелось отвести взгляд, но я не хотела показывать слабость. Этот человек был хищником, а я его добычей.

— Тебе не нужны ухаживания, Стелла, — сказал он медленно, гипнотизируя меня своим адамовым яблоком. — Я этого не делаю. Я не такой человек. Никогда не буду таким. Так что пойми, чего хочешь, и прими мое предложение, или можешь уйти.

Я ответила на его слова, развернувшись на каблуках и выйдя из кабинета. К счастью, мне не пришлось неловко ждать лифта, он сразу же открылся.

Уйти от этого человека, этого незнакомца и его предложения было намного труднее, чем я думала.

ГЛАВА 2

Стелла

Уехав из маленького городка на Среднем Западе, где я выросла, я больше ни о чем не мечтала. Ну, только жить в гламурном городе и стоять на собственных ногах, и чтобы эти ноги были обуты в какую-нибудь дизайнерскую обувь.

Я прекрасно понимала, что эти мечты не самые великодушные; я не стремилась улучшить человечество, спасти жизни или изменить мир каким-нибудь значительным образом. Папа всегда говорил, что я могу делать все, что захочу. Он думал, что я стану врачом, астронавтом или первой женщиной-президентом США. Нет, он не подталкивал меня к чему-то, просто хотел, что бы у меня было больше, чем то, что он смог дать. Отец вырос в Верне, штат Миссури, и никогда оттуда не уезжал. После средней школы перешёл к полупрофессиональной боксёрской карьере. Но это быстро закончилось, в результате чего он устроился на фабрику, где проработал последние тридцать лет. Папа зарабатывал ровно столько, чтобы у нас была комфортная жизнь, и это благодаря тому, что его родители оставили нам дом без ипотеки. Но мы не ездили в роскошные отпуска, а зачастую вообще нигде не отдыхали. Отчасти потому, что у нас не было денег, да и папа не любил такой вид досуга.

Он был трудолюбивым работником. А на выходных чинил что-нибудь в доме. Или копошился над старым грузовиком. Большую часть моей жизни он ремонтировал его и рассказывал мне все про автомобили.

Папа был не из тех людей, которые всё воскресенье сидят без дела, смотрят телевизор и пьют пиво. Вообще-то, я редко видела, чтобы он пил пиво. Только на Рождество. То же самое и с телеком. Он был неравнодушен к учебникам истории.

Папа был очень умен. Насколько это возможно. Жизнь могла бы дать ему гораздо больше, если бы все пошло по-другому. Например, если бы он вырос в семье, которая взращивала его интеллект, а не отвергала и не отправляла на работу в шестнадцать лет, чтобы помочь оплачивать счета. И если бы моя мама не забеременела, когда ему был двадцать один год.

Если бы с моей мамой все сложилось по-другому.

Так много «если».

Я размышляла об этом гораздо больше, чем отец. Он не был несчастен. Папа не из тех, кто сосредотачивается на том, что «могло бы быть». Он был доволен своей жизнью. Своим распорядком дня. Это делало его счастливым. Он не хотел большего для себя, только для меня.