Ложь грешников

— Это последний раз, когда ты говоришь подобное дерьмо, но если я буду заставлять тебя молчать, эти раны будут гноиться, а я этого не потерплю, — сказал мне Джей. Его глаза были яркими, живыми, манящими. — Так что я не собираюсь приказывать тебе больше так не говорить. Тебе нужно поговорить. Несмотря на то, как сильно у меня закипает кровь от таких слов, мы все обсудим. Если это не поможет, ты пойдешь на терапию.

Я подняла брови и забыла, что должна была заткнуться.

— Ты заставишь меня пойти на терапию? — спросила я с укором в голосе. Хотела скрыть страх, который ощутила внизу живота. Он думал, что я сломлена. Он увидел что-то внутри? Начало чего-то необратимого? Мой самый большой, самый темный страх?

Конечно, нет. Джей точно не ясновидящий. Он просто чертовски искусен в чтении людей.

Вот почему он услышал укор в моем тоне.

— Я не намекаю, что с тобой что-то не так, — ответил он ровным голосом. — По моему мнению, ты само совершенство.

Его рука двинулась вверх, проведя тыльной стороной ладони по моей щеке.

— Я хочу, чтобы ты поверила, что с тобой все в порядке. А профессионал в этом деле даст тебе инструменты, чтобы понять это. Наше тело похоже на машину, Стелла. Разум — самая сложная часть из всех. Мы не можем знать все тонкости своего разума. Не можем знать, как исправить то, что нас сломало. Так что, если ты не можешь избавиться от этих гребаных ядовитых мыслей, я усажу твою задницу в кабинете психотерапевта.

Его глаза потемнели, а мои соски затвердели в ожидании.

— А пока что я скажу тебе, кто ты есть, — продолжил он. — Ты упряма до такой степени, что это бесит меня и в то же время впечатляет. Ты бесстрашна в том же самом смысле. Ты так жаждешь жизни, что пожираешь ее со свирепостью, несмотря ни на что. Ты танцуешь в гребаном клубе, как будто никто не смотрит. Ты роскошно одеваешься, но все же ты самая великолепная, когда на тебе вообще ничего нет, кроме отметин, которые я на тебе оставил.

Его рука легла мне на шею. Плотно.

— Ты думаешь, что у тебя есть пределы, но потом ты видишь, что за ними есть еще кое-что, и ты счастлива идти дальше. — Его большой палец коснулся нежной кожи моей шеи, а взгляд остановился на моих губах. — Я объездил весь мир, встречал хороших, плохих людей и всех, кто был между ними. Я трахал многих женщин. Разных женщин. Я думал, что знаю о них всё. Думал, что все контролирую, и никогда не позволял никому вцепляться в себя.

Его хватка немного усилилась, прежде чем он переместил ее вниз, на мою ключицу, задев мой сосок, а потом обхватил мое бедро. Его голова склонилась к моей шее, где он глубоко вдохнул мой запах.

Затем его глаза снова встретились с моими.

— Ты особенная, — прохрипел он. — Таким образом, что я даже не знаю, как объяснить. Это пугают меня до чертиков. Таким образом, что у меня возникает искушение убрать тебя из своей жизни, потому что ты ставишь под угрозу контроль, а мне потребовалось десять лет, чтобы крепко ухватиться за него.

Мое бедро слегка запротестовало, когда он надавил на него подушечками пальцев. Он говорил вещи, которые задевали мое сердце. Разбивали его.

Затем дно ушло у меня из-под ног, потому что он говорил о том, что хочет убрать меня из своей жизни, я больше не могла вдохнуть.

Если Джей принял решение покончить с этим, я ничего не могу поделать. Он не передумает. В этом я бессильна. Это ужасно, но я не могла быть с ним по-другому. И он мне нужен.

— Почему твоего кота зовут Волан-де-Морт?

Вопрос возник из бездны, которая называлась «жизнью» после того, как Джей закончил трахать меня. Чем дольше мы были вместе, тем больше времени мне требовалось, чтобы вырваться из его хватки. Найти себя снова.

Вот почему мне потребовалось много времени, чтобы ответить ему. Ответить на второй вопрос о моей жизни, который он мне когда-либо задавал.

Про гребаного кота.

— Потому что он злое существо, — ответила я, подбирая слова. — И я обожаю Гарри Поттера. Я верю, что он темный волшебник, перевоплотившийся в кота. Я поняла это в ту же секунду, как подобрала его в приюте. Он уставился мне в глаза, зашипел, а затем вцепился когтями в шею.

Я указала на область чуть выше ключицы, где был тусклый шрам.

Пальцы Джея коснулись сморщенной кожи, и у меня перехватило дыхание. В том, как он прикоснулся к шраму, было какое-то благоговение. Нежность. Я поймала себя на том, что завидую ему. Я позволяла ему свободно прикасаться к своим шрамам, но его шрамы все еще были запрещены для меня.

— Если считаешь его таким злым, тогда почему ты взяла его домой? — Джей задал свой третий вопрос.

— Потому что даже злым вещам нужен дом, — прошептала я. — Им нужен кто-то, кто примет их. И полюбит. — Я сглотнула, глядя в глаза Джея. — Я умею любить злые вещи.

Джей долго смотрел на меня. В этом мгновении я бы хотела остаться жить.

— Иди приведи себя в порядок, — проинструктировал он ледяным голосом.

Момент был упущен. Что бы это ни было, все кончено.