– А ты – мой папа. И это тоже никогда не поменяется.
– Ты вчера многого наслушался, – запоздало спохватился Малоун.
– Ну так что ж делать… Это ведь всё правда. Мама ее от меня долго скрывала. Но в конце концов правда сама вышла на свет.
– Теперь мы знаем, почему твоя мать скрывала имя Антрима и ни с кем им не делилась.
– Мне надо перед нею извиниться, – с понимающим кивком сказал Гэри.
– Она это оценит. В свое время мы оба – и она, и я – понаделали уйму ошибок. Хорошо, что они теперь разрешились. Во всяком случае, я на это надеюсь.
– А ты считай, что отделался от моих приставаний. Я теперь на эту тему ни разу не заикнусь. Всё.
– Вот и правильно. Только знаешь что? Давай-ка мы с тобой все случившееся будем держать при себе.
– Иначе мама тебя прибьет? – поглядел сын с улыбкой.
– Это как минимум.
В наступившем молчании оба завороженно озирали просторы сада. По траве в поисках букашек с щебетом порхали птицы. Желтовато-зеленые, в пестрых пятнышках стволы деревьев вселяли умиротворенность. А в отдалении стоял толстенный, в лохмотьях облезшей коры, согбенный от старости дуб. По преданию, именно под ним в далеком 1558 году двадцатипятилетний юноша, на ту пору уже двенадцать лет как выдававший себя за принцессу Элизабет, получил известие о смерти королевы Марии. Он был занят чтением книги, когда, подняв глаза от страницы, вдруг узнал, что теперь является правителем – точнее, правительницей – Англии.
И изрек как провидец:
События истекших двух дней проплывали в уме с успокоительной законченностью. Столько всего произошло. Столько свершилось. А у того самозванца в тот день, под этим самым дубом, столь многое открывалось впереди…
Малоун обнял сына за плечо:
– Ну что, поехали домой?
Эпилог
Рассказ Малоуна занял примерно час, который пролетел как минута.
Они сидели за столом на кухне. Пэм слушала каждое его слово.
– А я-то думала, почему от Антрима нет никаких известий, – поблескивая влажными от слез глазами, сказала она. – Я жила в страхе, ежедневном жутком страхе, что он снова объявится.
Мысль все ей рассказать владела Малоуном уже какое-то время. Пэм заслуживала того, чтобы знать правду. Но они с сыном договорились держать все в тайне.
– Я узнал, почему ты вдруг решила мне все выложить, – сказал он. – При той вашей встрече в молле Антрим увидел Гэри и все понял. И конечно же, шантажировал тебя тем, что все расскажет мне. У тебя не было выбора.
Какое-то время Пэм сидела молча.
– Для меня в офисе это было не утро, а сущий ад. Антрим четко дал понять, что в покое меня не оставит. И тогда я решила выложить вам обоим все как есть. Тебе – первому.
Звонок, который ему не забыть никогда…
– Гэри так изменился, когда вернулся от тебя с каникул, – сказала она. – Попросил прощения за то, как себя вел. Сказал, что всем доволен, всё в порядке. Что вы во всем меж собой разобрались. Меня охватило такое облегчение, что я даже ни о чем расспрашивать не стала. Была благодарна уже за то, что все уладилось.
– Это уже по следам того, чем то улаживание для нас едва не обернулось.
Мелькнувшее на лице Пэм беспокойство подтверждало: она понимает, о чем он. Жизнь их обоих – и сына, и бывшего мужа – висела на волоске.
– Блейк был ужасный человек, – вздохнула она. – Там, в Германии, когда мы еще были вместе, мне хотелось единственно тебе насолить. Выплеснуть накопившееся. Чтобы ты сполна ощутил боль, которая из-за твоей неверности сводила меня с ума. Я тогда готова была с кем угодно. А выбрала по дурости его.
– Я бы это понял, но ведь ты о том романе ничего мне не сказала. Так что как бы я мог ту боль ощутить? Ты лишь сама уязвила себя, а затем жила, переживая последствия, опять же молча.
Как такое произошло, задним числом понимали оба. Пэм никак не отпускала жгучая обида от того, что он ей изменяет. С виду все было вроде как пристойно. Внутри же шок от его обманов разъедал ее, подобно раковой опухоли. Иногда злость вскипала в ней и прорывалась вспышками скандалов. В конечном итоге утрата доверия доконала их обоих. Признайся Пэм тогда, что поступила точно так же, то, глядишь, все изменилось бы. В сторону скоропостижной кончины их брака…
А может, и наоборот.
– Я была обозлена до крайности, – сказала она. – Но чувствовала себя пакостной лицемеркой и лгуньей. Сейчас вот думаю и прихожу к выводу: нет, все-таки остаться вместе нам было не суждено.
В самом деле.
– И в тот день в шопинг-молле, когда я увидела Антрима, все как будто вернулось обратно. Прошлое пришло получить по долгам. – Голос Пэм дрогнул. – Гэри.
Оба смолкли и какое-то время сидели в тишине.
Коттон смотрел на Пэм – женщину, которую он когда-то любил и по-своему любит до сих пор. Только теперь они уже скорее не любовники, а друзья, знающие сильные и слабые стороны друг друга. Это и есть интимность? Возможно. По крайней мере, отчасти. С одной стороны, это привносит ощущение комфорта. С другой – некоторую нервозность.