Ложь, которую мы крадем

Она немного отстраняется, вытирая слезы с лица: — Это трудно объяснить, но я чувствую близость к ней, когда я здесь. Уйти отсюда — все равно, что оставить ее, я не думаю, что еще готова к этому.

Я могу сказать, что она хочет сказать еще что-то, что-то мне не говорит, но я не выхожу за рамки. Я считаю, что она поделилась достаточно семейной историей на сегодня.

Когда мы идем в нашу комнату, возвращается тишина. По большой лестнице на третий этаж. Я уже привыкла к экстравагантным украшениям и чрезмерным формальностям. Это начало становиться нормальным. Хотя я только начала осваиваться, я знала, что, если эти бессонные ночи и преследующие воспоминания продолжатся, мне придется перевестись на следующий семестр.

Я не могла оставаться здесь, из-за постоянного беспокойства о том, кто за мной наблюдает. Который стоял за моей спиной. Но я также не могу оставить Лиру в одиночестве отбиваться от голодных волков.

Когда мы поднялись на верхнюю ступеньку, в холле стоял шум, в конце длинного коридора, где слева находилась наша комната, стояла толпа соседских девушек. Их голоса отражались от стен и рикошетили к нам.

Начинается полнейшая паника. Я знаю, что это не совпадение, что они столпились вокруг нашей комнаты в общежитии, как не было совпадением и то, что я почувствовала, что кто-то наблюдает за мной в библиотеке до того, как появилась Лира.

Они наблюдали за нами. Играли с нами.

Хотя ни Лира, ни я не видели их физически с прошлой ночи. Они все еще были там. Бродя во тьме. Терпеливо ожидая идеального момента для удара. Устраивают засады на хищников, животных, которые ловят свою добычу скрытно и заманчиво.

Прошлой ночью они стали существами-преследователями по необходимости. Но я знала так же хорошо, как и они, такие люди, как они, не преследуют. Они ждали. Момента неожиданности в своих интересах, чтобы нанести удар, когда меньше всего этого ожидаешь, и страх вновь зажегся в глазах.

Вот что делает охоту для них увлекательной.

Я не позволяю своим страхам удержать меня от выяснения того, что именно привлекло всеобщее внимание. То, что было настолько интересным, заставило всех просочиться из своих мест в коридор после долгого учебного дня.

— Извините, — бормочу я, расступаясь между телами. Прокладываю свой путь через них с Лирой за мной по пятам. Ее шаги были менее тревожными, чем мои, как будто она уже знала, что ее ждет.

— Что это?!

— Чертовы чудачки!

— Воняет!

Один-единственный гвоздь пронзил череп освежеванной и разрезанной твари. Его тело среднего размера свисает с гвоздей, струя темной жидкости стекает по двери и застывает каплей на полу. Запах перебродил из-за жара, бушующего по коридору.

Гниющее мясо и дикие намерения просочились в мое тело. Моя кожа покрылась мурашками от неизбежности. Мои ладони вспотели, во рту пересохло, а сердце стучало в грудину, как барабан. Я протиснулась внутрь, схватившись за ручку двери и распахнув ее.

Я лихорадочно направилась к клетке на столе, открыла крышку и щелкнула языком. Надежда распадается в груди. Моя милая полностью белая девочка не выбегает из своего убежища за угощением, как обычно.

В отчаянии я мечусь по качелям и домикам, обыскивая все пространство ее дома. Рыдание вырывается из моего горла, когда я поднимаю металлическую клетку, яростно швыряя ее на землю. Осколки разлетаються по полу.

Я никогда в жизни не чувствовала такой ярости. Никто никогда раньше не делал со мной ничего подобного, не входил в мое пространство и не воровал у меня. Я всегда была тем, кто брал. Я контролировала, что кто-то может сохранить, а что нет.

— Брайар… — шепчет Лира позади меня, мои плечи вздымаются и опускаются от тяжелого дыхания, слезы стекает по моим щекам. Мое зрение затуманено гневом и болью. Ее глаза грустят обо мне, но часть ее хочет сказать мне, сказать, что я тебе говорила. Я вижу это.

Я оборачиваюсь, видя, что весь этаж смотрит на меня, как на цирковое представление. Я хочу кричать, кричать на них, чтобы они убирались к черту, и я собираюсь это сделать.

Но я вижу бумагу. Белая бумага под моей дохлой крысой, которая свисает с двери. Я вытираю слезы тыльной стороной ладони и иду к двери, девушки от нее отскакивают от моей агрессивной натуры.

Я срываю записку со стены, глядя на слова, нацарапанные темно-красным, без сомнения, кровью. Подписи не было, ничего, потому что он знал, что я узнаю, от кого она. Это было не от Рука, не от Тэтчера и не от Сайласа.

Нет, это было от того с темными глазами.

Я иду за своим, Маленькая Воришка. А пока молчи.

Поп -поп, поп-поп.

Резкий звук распространяется по воздуху, и мне не нужно никому отправлять сообщения, чтобы узнать, где они. Тяжелый металлический фейерверк эхом отдается эхом, когда я иду по задней стороне дома Сайласа к заднему двору, где есть часть пространства, посвященная одному из его многочисленных внеклассных занятий.