Ложь (ЛП)

- Я буду молчать, и папа тоже. Обратно ничего не воротишь, и зла не исправишь. Если этот человек когда-нибудь вернется, то…

- Не вернется!..

- Почему?..

- У меня предчувствие, что он умер.

- Предчувствие?..

- Почти уверенность… даже больше, я абсолютно уверена в этом.

- Но как ты можешь быть уверена?..

- Есть газета, в которой появляются имена тех, кто умер в других странах.

- Вероника знает, что он мертв?..

- Она сама сообщила мне об этом и показала газету, но ты не говори ей об этом, не то она рассердится на меня.

- Не беспокойся. Вероятно, я очень долго не буду разговаривать с ней ни об этом, ни о чем другом.

- Именно об этом я и собиралась просить тебя! Джонни, Джонни, ты – самый лучший человек на свете. Я так тебя люблю… так люблю! – Вирхиния вцепилась в руку Джонни, осыпая ее пылкими поцелуями, а Джонни, стиснув зубы, молча глотал свою боль и ярость.

- Для меня Вероника мертва! – глухо выдавил он, наконец. – Да, мертва!..

***

- Папа!..

- А-а, это ты?..

- Я пришел попросить у тебя прощения. Я не владел собой, будто с ума сошел.

- Знаю, я так и понял. – Теодоро де Кастело Бранко поднялся из-за письменного стола в стиле Возрождения и отодвинул книгу, которую читал. Это, действительно, была одна из заумных философских книг. Именно из них дон Теодоро черпал душевное спокойствие и умиротворение, чтобы хладнокровно противостоять бурям.

Теодоро де Кастело Бранко был аристократом не только по общественному положению, но и духовно, что сквозило в каждом его движении, в каждом жесте, и сейчас он передавал сыну свои жизненные критерии.

- Любой человек в какой-то момент может потерять опору. И ты не единственный, Джонни. Я тоже потерял ее, но обязан был держать себя в руках, и я рад, что к нам обоим вернулся разум.

- Да, папа.

- Это был тяжелый удар, поскольку мы оба обожали Веронику и привязались к ней.

- Привязались?..

- Да, сынок, мы привыкли видеть в ней своего близкого и родного человека, неразрывно связанного с нашей семьей и сердцами, но она – независимая женщина, хозяйка своей судьбы. Мы не имеем права приказывать ей, и нам остается только одно – скрывать свои чувства.

- Папа, в этом деле я пострадал больше всех. Никому не было так больно, как мне, и все же, я хотел попросить тебя быть терпимее. Я…

- Нет, ее поступок не заслуживает нашей снисходительности.

- Значит, теперь ты тоже думаешь, что она действительно оступилась?..

- У меня было время не спеша все обдумать. Я много размышлял, вспоминал, сопоставлял даты и детали. Если Вирхиния оклеветала ее, то клевета очень похожа на правду. Взять хотя бы то, что она отказала тебе.

- Полагаю, отказ – единственное, за что я должен быть ей благодарен, это был последний крик ее совести.

- Это так. Понимаешь, я взглянул на вещи трезво, и вот что подумал: разве женщина сможет отказать тебе, если она не любит другого мужчину? Чтобы бедная девушка отказала богатому, молодому, красивому и доброму мужчине, должна быть очень веская причина… Например, любовь к другому мужчине, или слишком безобразное пятно в ее прошлом.

- Папа, мне хотелось бы, чтобы ты оставил в покое эту тему, не стоит докапываться до истины... Я хочу забыть об этом, и показать ей, что мне безразлично, что она меня не любит. Сегодня вечером я вел себя перед всеми, как круглый идиот. Оставь все, как было. Безразличие и презрение сохранят мое достоинство!..

- Надеюсь.

- Кроме того, есть кое-что, о чем ты не знаешь… Вирхиния больна…

- Больна?..

- Да. Сегодня у нее был не просто нервный срыв. У нее больное сердце.

- Откуда ты знаешь?..

- Похожие симптомы были у моего университетского приятеля. У него болело сердце, и он страдал от сердечных приступов. Тот приятель умер незадолго до того, как я вернулся…

- Ну и дела! – дон Теодоро серьезно посмотрел на сына. – Так вот на что намекала Сара.

- Выходит, мама знает? А Вирхиния не хотела, чтобы она узнала.

- Это не наше дело, оно касается только двоих: Вирхинии и врача. Собственно говоря, я никогда особо не вмешивался в жизнь Вирхинии и не вникал в ее дела... Как она? Ей лучше?.. Боль прошла?

- Похоже, лучше. Я сам проводил ее до спальни. Рядом с ней мама и горничная.

- А что Вероника?..

- Она закрылась в своей комнате и не выходила оттуда. Кажется, она сказала горничной, что сразу же ляжет спать, чтобы завтра встать прямо с рассветом.

- Вы едете верхом.

- Я не собираюсь ехать с ней. Она отлично может прокатиться вместе с Деметрио де Сан Тельмо!.. Наверняка, она уже поговорила с ним, вот и пусть катятся.

- Она при мне пригласила Деметрио, несмотря на его грубость. Вероника позвала его, когда он уже собрался уходить, и напомнила о завтрашней прогулке.

- Похоже, низкопробные мужчины ее любимчики.

- Никогда не поверил бы, но это очевидно!.. Ты уже ложишься спать, сынок?

- Нет, собираюсь пойти куда-нибудь, хочу отвлечься на время. Рио-де-Жанейро во всем мире прославился своим шумным весельем. Смешно сказать, я уже два месяца здесь, и ни разу никуда не выходил.

- Этот недостаток поправим.

- Да уж, худшая судьба выпала на долю того, кто своей жизнью заплатил за наслаждение любить ее.

- Жизнью?..