- Да, я увидел с площади пожар… Ваш дом пылал, как костер… Как Вы умудрились его спалить?
- Полагаю, Вы не думаете, что я сделал это нарочно…
- Адела, иди сюда и принеси мне бинт! – прогремел из гостиной хриплый голос Ботеля.
- Сейчас приду, только перевяжу инженера.
- Давайте я пойду, – предложил пастор, пользуясь случаем побыть рядом с Вероникой. Он остановился у кровати, с тревогой глядя на побледневшее лицо девушки и пропитанную кровью подушку. – Сеньора Сан Тельмо, Вам плохо, очень больно? – участливо спросил он.
- Сейчас ей не может быть хорошо, преподобный, – проворчал Ботель. – Само собой, ей больно, но она ведет себя отважней многих мужиков.
- Но как это могло случиться? – Вильямс Джонсон с необычайной нежностью ловко и умело перевязал голову Вероники.
- Вот, выпейте-ка это одним махом, и на боковую, – Ботель поднес к побелевшим губам Вероники полстакана коньяка. – Сейчас жена подготовит Вам постель, и Вы хорошенько выспитесь.
- Ну, вот и все, – ласково сказал Вильямс Джонсон. – Теперь уже не так больно? – пастор заменил пропитавшуюся кровью подушку на сухую, ослабил поясок и снял сапоги.
- Сейчас и должно болеть, – наставительно заметил Ботель, – но бабам это в радость.
- У Вас есть одеяло, доктор Ботель? – поинтересовался преподобный.
- Есть здесь одно. Укройте ее и оставьте в покое, не заставляйте отвечать на Ваши дурацкие вопросы. А Вы, сеньора Сан Тельмо, закройте глаза. Должен признаться, Вы меня немало удивили. Я впервые лечу без воплей и кривляний треклятую бабу.
- Нет ничего отвратительней Вашей манеры выражаться, доктор Ботель! – возмутился пастор.
- Придержите нервишки, преподобный, и успокойтесь, – усмехнулся тот, – лучше глотните-ка, наконец, вот этого лекарства, а то Вы бледнее ее.
Вероника закрыла глаза, и преподобный Джонсон отошел от кровати, собираясь пойти в столовую, где сеньора Ботель как раз закончила врачевать Деметрио. Он шагнул за дверь, но едва переступив порог, вновь вернулся в гостиную.
- Что за рана у сеньоры Сан Тельмо и как она поранилась? – спросил преподобный, сжимая руку Ботеля и не давая ему уйти.
- Ушиб и лоскут кожи оторван. Она могла упасть и удариться об острый угол стула или стола, да почем мне знать, обо что. Они подрались.
- Что Вы говорите?..
- Не я, а индеанка. Это она прибежала к нам и сообщила о пожаре. Думаю, дружище Сан Тельмо не сдержал руку.
- Что вы имеете в виду?
- Сан Тельмо – настоящий мужик, а его жена кажется капризной и весьма самонадеянной особой, и ведет себя вызывающе.
- Вы хотите сказать, что Сан Тельмо мог ударить ее?
- Я никогда не встревал в семейные дрязги. Послушайте меня: я достаточно пожил на свете, и, несмотря на всю Вашу ученость и благоразумие, дам Вам совет: не лезьте Вы в их дела, пусть они сами разбираются, потому как в таких делах – кто вмешался, тот и проиграл. Идемте в столовую, преподобный, у меня есть отменный коньяк.
Вильямс Джонсон покраснел от гнева. Внезапно неистовая ярость разгорячила его молодую кровь. Стоя в дверях, он посмотрел на слабую, неподвижно лежащую на кровати Веронику, и она напомнила ему то ли мотылька со сломанными крылышками, то ли хрупкий, прекрасный цветок, которому оторвали головку, ударив его об пол.
- Этот мерзавец заслуживает смерти! – негодующе воскликнул он.
- Ну вот, все готово. Хорошо еще, что рука левая. Я смазала ее мазью, и через два-три дня она заживет. Я повязала Вам на шею платок, так что носите больную руку на перевязи, иначе она воспалится и лечение затянется. Это я тоже знаю по собственному опыту.
- Вы слишком обо мне заботитесь, сеньора Ботель.
- Никоим образом… Жаль, что я не могу уделить Вам больше внимания. Сейчас мне нужно поставить в гардеробной удобную кровать для Вероники. По мне, так я с удовольствием положила бы вас в нашей спальне, но мой Хайме такой своеобразный…
- Опять ты что-то треплешь обо мне своим поганым языком? – прервал жену на полуслове вошедший Ботель. – Ты и слова не можешь сказать, чтобы не приплести меня?
- Могу я пойти посмотреть на жену? – Деметрио поднялся и, не скрывая тревоги, вопросительно посмотрел на доктора.
- Не сейчас. Преподобный уже позаботился о ней, уложил ее поудобней среди подушек и укрыл теплым одеялом, укутав, словно младенца… Этот поганец проделал все ловчее сиделки. Ох уж эти плаксивые, изнеженные рыцари, это они портят баб…
- Вы говорили обо мне? – спросил появившийся в дверях пастор.
- Ничего личного, преподобный, я рассказывал о Ваших способностях и умении сиделки, – ответил Ботель и, повернувшись к жене, грубо добавил: – Неси коньяк, дура!
Адела молча принесла бутылку.
- Этого мало, неси еще одну, – рявкнул Ботель.