- Доброе утро, инженер Сан Тельмо, – поздоровался священник. – Рад видеть Вас. Я боялся, что Вы остались в деревне, и мне придется идти в таверну, разыскивая Вас.
- А Вы обо мне высокого мнения, как я погляжу, – саркастично ответил Деметрио, – презираете меня, как и доктора Ботеля.
- Послушайте, мы судим людей по их поведению, а если сравнивать Вас с Ботелем, то…
- Я ничтожнее его, не так ли? – прервал преподобного Сан Тельмо.
- Я этого не говорил, инженер Сан Тельмо…
- Слова ни к чему, выражение Вашего лица и взгляды весьма красноречивы.
- Вы слишком взволнованы, инженер, и я понимаю Ваше состояние. Поверьте, мне очень жаль. Любому на Вашем месте было бы так же плохо, а то и хуже.
- Опять Ваши намеки! Говорите яснее, преподобный!
- Я имею в виду Ваш сгоревший дотла вместе с вещами и одеждой дом. Впрочем, денежные потери невелики, ведь Вы очень богаты. Стоимость каждого мешочка золота, которые я берегу для Вас, более пятидесяти тысяч долларов, а их – четыре, не считая добычи на руднике. Изучив бумаги, Вы…
- Это меня не интересует, преподобный, – грубо перебил Джонсона Сан Тельмо.
- А я думал, что это – единственное, что Вас интересует, ведь о жене Вы меня даже не спросили.
- С какой стати мне спрашивать у Вас? Если мне захочется узнать о состоянии жены, я спрошу об этом у доктора Ботеля.
- Ну разумеется, Ботель – доктор, заслуживающий доверия.
- Вы забываетесь, преподобный!
- Вашей жене лучше, Сан Тельмо. Не знаю почему, но мне кажется, Вы интересуетесь ею гораздо больше, чем хотите показать. Этот, скажем так, несчастный случай…
- Именно так, преподобный, – резко отрубил Деметрио, – иначе и не назовешь!
- Хочется думать, что Вы не лжете, иначе это было бы слишком низко, слишком ничтожно…
- Довольно, Джонсон! Если Вы считаете, что Ваш духовный сан избавит Вас от должного ответа на Вашу дерзость, то глубоко заблуждаетесь!
- Я никогда не прикрывался своим духовным званием, инженер Сан Тельмо, – с достоинством отозвался священник, – и поверьте, что сейчас мне впервые хочется освободиться от связывающего меня обета.
- И что бы Вы сделали, если бы не Ваш обет?
- Я ответил бы Вам должным образом.
- Так почему же Вы этого не делаете?
- Потому что не могу нарушить священный обет. Я не могу и не хочу допустить, чтобы во мне говорил мужчина, когда Вам так нужно пасторское слово.
- Мне?.. Позвольте посмеяться над Вашими словами, преподобный, я даже окрещен не по Вашей вере!
- Я знаю, что Вы – католик, и давали супружескую клятву перед католическим священником, но мне отлично известно таинство слов, соединивших Вас с Вероникой де Кастело Бранко, и смею Вас уверить, что Ваше поведение не соответствует тем словам.
- Возможно, но я не готов выслушивать проповеди ни от католиков, ни от протестантов!
- А выслушать человека, к которому Вы обратились, как к другу, когда впервые приехали сюда? – спокойно спросил Вильямс Джонсон. – Когда потеряли надежду и впали в отчаяние? Готовы ли Вы выслушать друга, который принял последний вздох и последние слова Вашего брата?
- Замолчите, преподобный!
- Деметрио, я редко ошибаюсь в своем суждении о людях, и вы – не подлец...
- Что Вы сказали?
- Простите за откровенность. Я хотел сказать, что человек, который приехал сюда пять месяцев назад и плакал от мучительных воспоминаний, стоя рядом со мной на могиле брата, не мог вести себя с Вероникой де Кастело Бранко так, как ведете себя Вы. Что заставило Вас так измениться, Деметрио? – участливо спросил священник.
- Это странно и необъяснимо, не так ли, преподобный? Однако, чтобы родился теперешний Сан Тельмо, должен был существовать тот, давний. Из отчаявшейся души моего брата появился бездушный человек, у которого есть лишь одна вера – ненависть, и лишь одно безудержное желание – месть!
- Деметрио! – ужаснулся Джонсон.
- Это – правда, преподобный, страшная правда. Смиритесь с ней, как смирился я. Я – подлец. Мое сердце переполнено ненавистью, и с этим ничего не смогут сделать ни религия, ни дружба. Простите меня, Джонсон, и оставьте с миром. Окажите мне такую милость, и я буду признателен Вам за это, – Деметрио бросился прочь.
Напрасно преподобный пытался удержать его, Сан Тельмо уже мчался вниз по склону холма. Немного поколебавшись, Вильямс Джонсон тоже торопливо пошел в сторону поселка.
- Вероника, Вам лучше? – держа чашку бульона в натруженных руках, Адела деловито склонилась над лежащей на диване Вероникой.
- Спасибо, уже лучше.
- Я спросила Хайме, и он сказал, что Вы можете поесть. Я покормлю Вас с ложечки вот этим самым бульоном, чтобы Вы поправились и окрепли.
- Спасибо, – Вероника через силу улыбнулась. Лицо Аделы Ботель было таким добрым и простодушным, что Веронике стало не так одиноко.
- Все мужчины – наказание горькое, – по-сестрински участливо улыбнулась в ответ Адела. – Особенно, когда приезжают в Мату-Гросу. Сельва распаляет их кровь и превращает в сущих дьяволов. Господи, ну и ночка выдалась! Ох, да что там говорить, от вашего дома не осталось ничего, кроме кучи золы и пепла...
Адела хотела продолжить разговор, но поблизости раздались чьи-то шаги.