В ушах звенит, как будто я застрял в последствиях жестокой бомбардировки, но я борюсь с желанием сдаться и заставляю себя прищуриться. В поле зрения появляется маленькое личико Карины, грязное от слез, с красным носом и надутыми губами, вероятно, от того, что она так много кусает их, когда волнуется.
— Ты меня слышишь? Ты в порядке? Виктор! Вызови врача. Он опять проснулся!
Слово снова подтверждает, что я,
Мягкие руки сжимают мои, а Карина гладит их и пачкает своими слезами.
— Я так волновалась. Я не могла спать и наблюдала за тобой каждую ночь и... и... я даже... даже проделала весь этот путь сюда. Если бы ты умер, я бы убила тебя!
Я улыбаюсь, но это движение вызывает пульсирующую боль в груди. Я кашляю, и это почти заставляет меня выпустить кишки.
Меня действительно ударили в сердце, не так ли?
— Ой, Кирюша. — Анна берет меня за другую руку, ее глаза красные, лицо осунулось, когда она мягкой ладонью зачесывает мои волосы назад. — Тебе что-нибудь нужно?
Мне действительно что-то нужно, но она не та, кто может мне это принести, поэтому я качаю головой.
Она продолжает гладить мои волосы и гладит меня по лицу, на веках у нее слезы. Если бы кто-нибудь наблюдал за этой сценой, он бы подумал, что Анна — моя мать. Неважно, что у нас разный цвет кожи или что она меня не рожала. Эта женщина дала мне больше ласки, чем моя настоящая мать, которая, вероятно, в данный момент совершает сатанинские ритуалы, молясь о моей смерти.
Приходит врач и помогает мне сесть. Он делает несколько тестов и упражнения на развитие речи, памяти и подвижности. Все это время Анна, Карина, Виктор и почти все мои охранники стоят у входа в палату и наблюдают за происходящим.
Идиоты покидают свои места, чтобы стать зрителями совершенно скучного шоу.
После того, как врач заканчивает осмотр, он сообщает хорошие новости. Осколки, попавшие в мое сердце, не повредили его, и за те пять дней, что я провел в бессознательном состоянии, я восстановился.
В ближайшие две недели мне не следует напрягаться. Мне нужны постоянные осмотры, и нет ничего удивительного в том, что пулевые раны рубцуются.
Мои люди в основном спорят, кому покупать лекарства, когда врач выписывает рецепт, пока Виктор не бросает на них взгляд и не сует бумажку в руку Юрию.
Это единственный зрелый человек, который не участвовал ни в просмотре, ни в драке. Максим, который первым затеял ссору, настаивает на том, чтобы присоединиться к Юрию.
Они оба здесь, но их самый близкий друг — нет.
Я знаю это, потому что осмотрел толпу раньше, и не было никаких признаков ее гребаного присутствия.
Не то чтобы я ожидал, что она вернется после того, что сделала.
Доктор настаивает, что мне нужен отдых, поэтому Виктор выгоняет всех — Карину и Анну в том числе, хотя с ними он использует более дипломатические методы.
Когда мы остаемся вдвоем, он захлопывает дверь и встает рядом со мной, как падший ангел.
— Разве ты не слышал доктора? — говорю так, словно мне прибавилось несколько десятков лет. — Мне нужен отдых. Я почти уверен, что это означает, что тебе тоже пора уходить.
Он смотрит на меня сверху вниз.
— Что случилось после того, как мы расстались? Кто сделал это с тобой?
Когда я очнулся и обнаружил себя в Нью-Йорке, я был уверен, что Виктор последовал за мной, спас меня и привез сюда. Но, судя по его словам, это было не так.
Неужели тот сон, в котором мягкий голос звал меня по имени и плакал, все-таки не был сном?
— Как много ты знаешь? — спрашиваю я, вместо того чтобы ответить ему.
— Ничего, кроме того, что этот ублюдок Липовский каким-то образом доставил тебя в больницу и позвонил мне оттуда.
Мои глаза сужаются.
Что это значит? У нее не было причин везти меня в больницу после того, как она привела тех людей в засаду.
Мысли, которые терзали меня, когда в меня стреляли, были не о том, что я потеряю свою жизнь, свои амбиции или оставлю без защиты всех, кто мне дорог. Это был сам факт того, что она
И на один глупый момент я действительно потерял всякую борьбу и сдался последствиям этого знания.
Но этот момент закончился. Эта глупая, сентиментальная, абсолютно нелогичная часть меня была убита этими двумя пулями.
— Он стоит за этим? — настаивает Виктор. — Отдай мне приказ. Что угодно.
— Я хочу, чтобы ты вывернул Россию наизнанку. Найди его.
Его бровь сгибается, как будто он не расслышал меня правильно.
— Зачем мне это делать? Он вернулся с нами.
Мои губы приоткрываются.
— Он... здесь?
Виктор медленно кивает, все еще выглядя озадаченным.
Это не имеет смысла. Зачем ей сопровождать меня в Нью-Йорк после этого трюка? Если она думает, что сможет меня обмануть, то клянусь...
Боль пульсирует в груди. Может быть, врачу нужно дать мне больше обезболивающих, чтобы я мог справиться с ситуацией более эффективно.
— Он не должен быть здесь? — спрашивает мой охранник своим обычным подозрительным тоном.