Ложь путеводных звёзд (СИ)

Лана недобро сощурила глаза, но ничего не сказала. Несомненно, она почувствовала. Почувствовала, что эта горничная отличалась от остального штата прислуги. Она была результатом раннего эксперимента Килиана. Экспериментом, которого он теперь стыдился.

Хотя центр подчинения у этой женщины был простимулирован куда слабее, чем у рабов из Халифата, зомби и прочих тварей, но все же простимулирован.

Ужин прошел в молчании. Напряжение ощущалось столь сильно, что казалось, еще немного, и воздух начнет искрить. Лана (уже излечившая свои ожоги и переодевшаяся в простое синее платье) механически жевала пищу и явно не чувствовала вкуса. Килиан наблюдал за ней и пытался думать о накопившихся делах.

Получалось плохо.

А после ужина пришло время для самой психологически тяжелой части.

— Особняк рассчитан на проживание небольшой купеческой или мелкодворянской семьи, — рассказывал Килиан, пока они поднимались к спальням, — Так что для гостей места хватает. Я приказал выделить тебе комнату напротив моей.

— Только я не гостья, — сказала девушка.

Он не нашелся, что ответить на это. И как это за ним водилось, предпочел не отвечать ничего.

— Прошу.

Комната, выделенная Лане, была ничуть не хуже той, где жил сам Килиан. Мягкая полутораспальная кровать. Письменный стол и пара стульев. На столе стояла свеча, — у себя Килиан сразу же заменил таковую на керосиновую лампу. Тут — поменять еще только предстояло. Так же предстояло и заполнить стеллаж рядом с кроватью, — у себя Килиан уже свалил там свои книги. Окно «украшала» узорчатая решетка, — скорее декоративная, но не нужно было быть гением психологии, чтобы увидеть, как от взгляда на нее настроение девушки окончательно достигло дна.

— Лана… — сказал Килиан, — Если тебе что-нибудь понадобится…

— Мне ничего не нужно, — прервала его она, — Все хорошо.

— …просто скажи, — закончил ученый.

— Я запомню, — пообещала она, — А сейчас я хочу спать. Оставь меня.

Лане не спалось.

Снова и снова она ворочалась на кровати. Снова и снова её взгляд обращался к запертой двери.

Вот это и случилось. Её самый страшный кошмар стал явью. После предательства Амброуса ей казалось, что хуже уже быть не может. Оказалось — может. Рабыня. Она — рабыня.

В какой-то момент подумалось, что лучше бы её тогда сожгли на костре. Лучше умереть свободной, чем жить рабыней. Но почему-то не решилась чародейка сейчас исправить эту ошибку. Не могла она убивать.

Даже себя.

Конечно, Лана понимала, что могло быть сильно хуже. Её хозяином стал Килиан. Её бывший друг. Человек, который даже теперь продолжал относиться к ней уважительно и не причинял боли. Ну, кроме неуклюжих попыток обработать её раны, разумеется.

Да вот только не обольщалась чародейка на этот счет. Все сильнее казалось, что Мир устроил ей пытку надеждой. Спаслась из Ада — отправляйся в Ад. Спаслась из Ада — отправляйся в Ад. Спаслась из Ада — отправляйся в Ад.

Пережила бойню в Миссене — готовься к предательству Амброуса. Избежала сожжения на костре — теперь ты рабыня. И теперь…

Теперь Лана очень боялась, что среди ночи откроется дверь. Ключ у Килиана. Если адепт пожелает ворваться ночью в её комнату, не помешает она ему. И никто не помешает. Рабынь не спрашивают и не защищают.

Да. Если Килиан пожелает изнасиловать её, она ничего не сможет с этим сделать. Лана видела, с какой похотью он глянул на неё, когда требовал свой трофей. Когда требовал её. Да и то, что ученый давно вожделел её, для чародейки никогда не было секретом.

И вот, теперь она в его власти. Беспомощна. Отдана на милость победителя.

Впрочем, даже это было еще не самое страшное. Быть изнасилованной ужасно, но даже после этого женщины иногда оправляются. Иное дело — то, что случилось с той служанкой. Или с Джавдетом. Или с теми чернокожими рабами, что сопровождали «новую знать».

Кто-то из них сохранил большую часть своей личности. Кто-то меньшую. Но мог ли хоть кто-то из них сказать, что остался собой?

В глазах Килиана то, что он делал, было гениально. Но он, кажется, совершенно не понимал, насколько это чудовищно.

Рано или поздно это ждет и Лану. Да. Она помнила, что сказала Владычица. Он должен был «раскрыть ей глаза на их истину». Килиан принял это условие, — возможно, искренне считая, что сможет сделать это без помощи промывания мозгов. Но это ведь неправда. И рано или поздно он все-таки сделает из чародейки безвольную игрушку в своих руках.

Потому что одной очень важной вещи ученый совершенно не понимал. Вещи, из-за которой Лана никогда не сможет принять «истину» Ильмадики.

Он не понимал… Что для Ланы нет разницы между тем, что сотворил он с той несчастной горничной, и тем, что сотворила Ильмадика с ним самим. Даже если Владычица не пользовалась для этого магией (в чем чародейка совсем не была уверена), суть от этого не меняется. Раб есть раб. Но не так страшно считаться рабом официально, как быть им внутренне.

Она никогда не станет такой, как он.

Лучше смерть.

Килиану тоже не спалось.