Ложь во благо

Мне все еще — учитывая тысячу страниц дел и личную встречу с обвиняемым — не хватало данных. Я не знала, что Рэндалл сделал с Люком. Я не знала, проявлял ли он признаки вторичных личностей. За время нашего общения этого точно не произошло. Если бы я опрашивала Рэндалла Томпсона в рамках опознания потенциальных подозреваемых, я бы причислила его к категории «маловероятно». Он не был педантом. Подчеркнуто и не колеблясь стоял на своей невиновности. Психологически он не подходил для преступления.

Но была и доказательная сторона. Его идентифицировал Скотт Харден. В доме нашли коробку памяток от жертв. И в нем было что-то темное. Я узнала это, просто не смогла прощупать, насколько глубоко проросла его порочность.

Роберт повертел в руках бутылку пива.

— Прежде чем я спрошу о твоих впечатлениях о Рэндалле, тебе нужно кое-что знать о Скотте Хардене.

О, нет. Я сжала пальцы на ножке бокала. Скотт так молод. Наверняка он не мог…

— Он поменял свою версию событий.

Опасения вырвались из меня одним вздохом.

— Как?

— Изначально он говорил, что сбежал. Теперь он утверждает, что его отпустили и высадили в нескольких милях от дома.

— Отпустили? — это звучало странно, мое сердцебиение участилось. Все говорило в пользу ДРЛ, к которому я начинала склоняться заместо параноидальной шизофрении. — Когда ты об этом узнал? — это большие новости.

— Примерно пятнадцать минут назад.

Я поставила бокал на подлокотник дивана, нуждаясь в трезвом мышлении.

— Вау. Это интересно.

— Да, — горько рассмеялся он. — Меня это тоже удивило. Если бы только Гейбу так повезло.

Я обдумала новости.

— Ты ему веришь?

— Интересный вопрос, — он склонил голову вбок. — Это ты к чему?

— Здесь важны две вещи. Во-первых, почему Скотт Харден сначала солгал, а потом сказал правду? Мне нужно это проработать. Как это влияет на достоверность его опознания? Чем он руководствовался, когда солгал, а затем изменил точку зрения?

— А второе?

— Ну, это относится к убийце. Если Скотт говорит правду, зачем его отпускать? Что отличает Скотта? Что случилось в те семь недель? — я вздохнула. — Если он действительно его отпустил, это прибавляет достоверности твоей теории о том, что Скотт лжет насчет Рэндалла. Он может защищать настоящего убийцу. У него могла развиться верность или даже любовь к нему.

— Вроде стокгольмского синдрома.

— Да, — синдром не был официальным диагнозом, а скорее способом преодоления травмы, эксплуатируемым Голливудом и писателями, но все равно очень даже настоящим. Я отбросила изначально предложенный Робертом вариант как невозможный, но теперь… с моим шатким мнением о Рэндалле Томпсоне и сомнительности свидетельских показаний Скотта… он начинал казаться вполне возможным.

Я подоткнула подол темно-фиолетового длинного платья под колени.

— Ты не ответил на мой вопрос.

Он посмотрел на меня, и на его лице блеснуло пламя костра.

— Напомни мне.

— Ты веришь в новую версию Скотта?

— Я думаю, он доказал, что ему нельзя верить. Вне зависимости от того, верю я ему или нет, он дал мне оружие, которое я не побоюсь использовать так, чтобы присяжные не поверили ни одному его слову.

Он был прав. Черт, я сама сильно сомневалась в виновности Рэндалла. Если убрать коробку сувениров, я была уверена в его невиновности. Он был квадратным колышком, не вписывающимся в мой портрет, а Скотт Харден официально оказался ненадежным. Все, что нужно Роберту — чтобы один из присяжных обоснованно стал сомневаться. Если так случится, Роберт Томпсон обретет свободу.

Я выдохнула и подумала о том, что Кровавое Сердце до сих пор на воле. Наблюдает за нами. Я оглядела темный обрыв перед виднеющимися вдалеке огнями, и неожиданно почувствовала себя не так уж уютно и защищенно.

— Я перечитал твой портрет Кровавого Сердца.

— И? — я убрала прядку волос ото рта.

— В нем есть пробелы.

Точное утверждение. Пробелы, которые помог бы заполнить диагноз параноидальной шизофрении или ДРЛ. Я сделала глоток вина и не ответила.

— Насколько ты уверена в том, что Кровавое Сердце — гей?

Он ссылался на раздел портрета, в котором я разбирала анальные изнасилования и ампутации пенисов. На эту вероятность указывала чрезвычайно личная и сексуальная природа насилия в сочетании с подбором жертв.

— Я не уверена в том, что он гей. Я считаю, что у него есть невероятно сильные чувства относительно гомосексуальности и он может подавлять свои наклонности, если сталкивался с ними в повседневной жизни.

— Ну, Рэндалл Томпсон не гей. На сто процентов не гей, — он встал так рехко, будто обсуждение было окончено. Я смотрела, как он подошел к бронзовой урне и бросил туда бутылку.

— Откуда ты знаешь? — бросила вызов я. — Ты говорил с его бывшими учениками?