Ложь во имя любви

Доминик махнул рукой, приказав своим спутникам отойти назад. Дональд повиновался с зубовным скрежетом.

– Человек находится в рабстве только у самого себя. Так было и с тобой, Камил-паша. Я убью тебя, если ты не уберешься, хотя мне совсем не хочется так поступать. Дерна захвачена, скоро то же самое будет и с Триполи. Если у тебя осталась крупица разума, ты бросишь саблю и сдашься.

Вместо того чтобы отступить, Камил сделал выпад. Ятаган сверкнул на том месте, где только что стоял его язвительный противник. Белые одежды затрепетали на ветру, два клинка столкнулись, высекая искры.

Они бились на низких ступеньках дома. Камил, потерявший все, сражался с небывалым отчаянием. Он был янычаром, знатным воином, с детства постигавшим ратное искусство. Сейчас его силу удваивала горечь. Это сражение было последним в его жизни: неминуемая смерть поджидала одного из двоих, однако жизнь Камила уже утратила всякий смысл.

Бедуины бесстрастно взирали на поединок, уступив место противникам. Дональд тоже невольно попятился, однако негромко подбадривал друга.

Сверкающие лезвия со звоном и лязгом ударялись друг о друга вновь и вновь. В отдалении раздавались крики, но здесь, на ступеньках дома, слышалось только тяжелое дыхание, шорох подошв и скрежет стали.

Конец схватки наступил неожиданно. Доминик оступился и отпрянул. Камил с пронзительным криком рубанул ятаганом пустое место, где только что стоял его враг. Тот сделал выпад, оказавшийся смертельным. Окровавленное тело с держащейся на клочке кожи головой повалилось на ступеньки, обагрившиеся кровью.

– По-моему, он искал смерти, – молвил Доминик, ни к кому не обращаясь, вытирая окровавленный ятаган о свое белое одеяние, и постучал рукоятью в дверь.

– Бедняга! – небрежно бросил Дональд. – Что он, собственно, имел в виду, говоря о вашем сыне? Вы мне ничего не сказали о…

– Разве я обязан перед тобой держать ответ, старый любопытный козел? Придержи-ка язык! Еще посмотрим, как нас здесь встретят.

Изнутри послышались какие-то звуки. Один из бедуинов повысил голос, прокричав по-арабски нечто угрожающее. После недолгих колебаний раздался лязг отодвигаемых засовов. Дверь распахнулась. Взорам четверых освободителей предстала высокая тощая особа с растрепанными волосами, с ребенком на руках.

– Я американка! Вы тоже американцы? Если начистоту, то со мной обращались неплохо. Я обещала, что скажу вам об этом. – Женщина во всем черном, без чадры говорила как уроженка Новой Англии. – Собственно, кто вы такие? Настоящие арабы, кроме разве что вас! – Она осуждающе взглянула на Дональда, потерявшего в битве головной убор, и тот мгновенно побагровел.

Доминик, застывший на месте, произнес изменившимся голосом:

– Боже! Миссис Микер?

У Селмы Микер нашлось бы, что ему сказать, но Доминик поспешно ретировался, поэтому выслушивать ее гневную тираду пришлось бедняге Дональду.

– Значит, и он погряз в язычестве? Честно говоря, я не очень удивлена, хотя в какой-то момент почти жалела его. Как себя вела эта девочка, его жена!.. Ведь она была готова избавиться от родного дитяти, лишь бы жить с этим турком! Вы представляете, как здесь поступают с мальчиками? Лучше не буду рассказывать, потому что язык не поворачивается произносить такие ужасные вещи… Меня не тронули только потому, что я не поддалась. Они называли меня безумной, а сумасшедшие считаются у них святыми. Ха! Зато я приглядывала за ребенком. Я потеряла троих собственных детей. В этом возрасте они такие крохотные и беспомощные! Язычники хотели было дать ему свое имя, но я окрестила его по-нашему, по-христиански. Не важно, в кого превратился его папаша, – мальчик останется христианином. Он уже знает меня и тянется ко мне ручонками. Я не позволю забрать его у меня, слышите? – В ее скрипучем голосе послышались жалобные нотки. – Ведь его у меня не отберут?

– Нет, ни за что! – успокоил ее Дональд, больше всего желавший сейчас, чтобы Доминик вернулся и спас его. – Он так не поступит. Малышу нужен уход, а ни я, ни капитан Челленджер не способны стать няньками. – Он почмокал губами и пощекотал младенца под подбородком. Мальчик глянул на него немигающими серыми глазами, после чего прижался личиком к плечу женщины, державшей его на руках.

Не вызывало никаких сомнений, кто был отцом этого ребенка. Но куда исчезла мать? И почему Доминик все не возвращается, чтобы спасти Дональда?

Близился рассвет, небо уже приобрело жемчужный оттенок. Жители захваченной Дерны, привыкшие к частой смене властителей, уже понемногу начали выползать из своих приземистых жилищ под плоскими крышами, подобно мышам, почуявшим, что кошка временно насытилась. С улиц успели убрать мертвых и умирающих.

В доме Османа-Торговца женщина, бывшая еще накануне рабыней под кличкой Баб, гордо качала ненаглядного младенца. В другом доме командующий победившей «армии» Уильям Итон вел серьезные переговоры с человеком, именуемым его последователями Эль-Сакром, который, как теперь стало известно Итону, был вовсе не тем, за кого себя выдавал. Итон пребывал в справедливом возмущении.