Ложь во спасение

За эти несколько секунд, пока он стоял в дверном проеме, страх раскололся на тысячи мелких живых частей и превратился в некое подобие муравьиной кучи, обитатели которой со скоростью света расползались по всему телу, щекотали кончики пальцев и корни волос.

Мысленно выругавшись, он открыл дверь и шагнул в гостиную.

Нет, конечно же, не было там никакого мертвеца. Все было как всегда. Только не хватало одного кресла. И еще дурацкие розы в огромной вазе, дурацкие воздушные шарики и нелепые подсвечники на столе напоминали о вчерашнем вечере. Но розы, шарики и подсвечники – это оказалось совсем не страшно.

По-детски обрадовавшись этой своей маленькой победе, он вспомнил про Янку и подумал о том, что ей, наверное, тоже нелегко было переступить утром порог спальни. И у нее тоже внутри, по дорожкам из вен и нервных окончаний, бегали эти гадкие муравьи. И еще не известно, у кого из них двоих муравьев было больше.

Стало стыдно за собственное малодушие.

Он запихал грязное белье в барабан стиральной машины, быстро умылся, включил на кухне электрический чайник и снова отправился через гостиную на балкон. Если уж играть – так играть по правилам, а значит, привычных упражнений с гантелями ему не избежать и в это утро. И черт с ним, с покойником, который лежит внизу. Нет и не может быть никакого права у покойника вмешиваться в его жизнь. Один раз вмешался – и хватит, достаточно. Вот уже почти три года он каждое утро минут по десять занимался на балконе с гантелями. И сегодня, несмотря ни на что, будет заниматься.

Ободряя себя по пути этими размышлениями, он открыл балконную дверь и застыл на пороге, внезапно поняв, что не будет никаких упражнений с гантелями.

И, мелькнула странная мысль, вообще ничего уже больше не будет.

На плечиках, зацепленных за бельевую веревку, висел домашний спортивный костюм. Тот самый, который вчера Янка стирала в холодной воде, громыхая алюминиевым тазом по чугунной поверхности ванны.

Так вот, оказывается, как сходят с ума, тупо подумал Евгений, подходя ближе, чтобы убедиться, что этот костюм не галлюцинация. Он даже потрогал его руками – ткань была еще слегка влажной, не успела просохнуть до конца за ночь.

Белая вставка на груди, маленькая надпись «Nike», рукава и широкие лампасы на брюках – все было в темно-бурых пятнах. Пятна были разного размера, и самые маленькие из них напоминали брызги гранатового сока.

Это были те самые пятна, которые он уже видел вчера.

В глубине проймы виднелась голубая ручная строчка. Та самая голубая ручная строчка.

Это был тот самый костюм, который вчера вечером он вешал на плечики абсолютно чистым.

Попятившись назад, он больно ударился затылком о косяк балконной двери. Ничего не почувствовав, выскочил из спальни, миновал гостиную и, оказавшись на кухне, с силой захлопнул дверь. Дрожащими пальцами повернул язычок встроенного в ручку замка, опустился не глядя на табуретку и уставился прямо перед собой невидящим взглядом.

Кажется, впервые в жизни ему удалось почувствовать, как от страха шевелятся на голове волосы.

Ощущение было не из приятных.

По первому каналу шла утренняя информационно-развлекательная программа. Знаменитая на всю страну звезда эстрады делилась со страной секретами поддержания формы.

– Я забыла, как пахнет жареная картошка. А жареную картошку, поверьте, лет семь назад я любила больше всего на свете, – сказала звезда, печально улыбнувшись в камеру.

Лене стало ее даже чуточку жалко.

Просто она сама очень любила жареную картошку. До умопомрачения. И поэтому могла представить себе, какую жертву во имя красоты пришлось принести бедной звезде.

Она вздохнула. Да, это только кажется, что звезды эстрады сродни небожителям. Что в жизни у них все замечательно и вообще без проблем. На самом деле они, точно так же, как все земные люди, банально тоскуют иногда по жареной картошке. Разница лишь в том, что земные люди чаще всего тоскуют по картошке недолго. Просто берут картошку, жарят ее и перестают тосковать.

Звезды такой роскоши позволить себе не могут.

Певица исчезла с экрана, подарив на прощание всем поклонникам своего творчества и любителям жареной картошки еще одну грустную улыбку. Ведущая стала рассказывать почему-то о курсе валют Центробанка. Для Лены курс валют практического интереса не представлял, поэтому она переключила телевизор на другой канал.

– Травма черепно-мозговая, моя любо-о-овь… – донеслось с экрана.

Лена не любила эту песню. Потому что знала точно: песня – про нее.

Ее любовь – это именно черепно-мозговая травма, случившаяся почти двадцать три года назад, когда Лена была еще первоклассницей. Вся ее дальнейшая жизнь – лишь печально затянувшееся последствие той травмы. Любовь у всех начинается по-разному. А у Лены она началась с сотрясения мозга.