Ложь во спасение

Он говорил ей слова, в которые и сам не верил, как и в существование этого туманного «дальше», которое представлял себе сейчас почему-то в виде длинного луча, протянувшегося от подоконника кухонного окна в темную бесконечность. Дальше одной фразы, дальше одного движения, одного вздоха и одного удара сердца не могло существовать ничего определенного. И от этого, как ни странно, становилось легче.

Повернувшись к нему заплаканным лицом, она вытерла слезы тыльной стороной ладони.

– Вот так лучше, – кивнул он, попытавшись улыбнуться. Улыбка вышла неестественной и совершенно неуместной. – Давай, что ли, поужинаем. Что у нас сегодня?

Он совсем забыл о том, что всего лишь два часа назад съел на кухне у Ленки целую тарелку макарон с двумя котлетами. При мысли о еде желудок скрутило – черт, ведь второй раз он такой пытки просто не выдержит! Изображать полностью отсутствующий аппетит два часа назад было все-таки легче, хотя, кажется, он перестарался, пытаясь таким образом успокоить перепуганную насмерть его изменившимся голосом и отсутствующим взглядом Ленку.

– У нас сегодня ничего, Женя, – глубоко вздохнув, отозвалась Яна. – Только бутерброды. Я ведь весь день была на работе, потом ждала тебя. А Аллу Васильевну я сегодня попросила не приходить. И завтра тоже.

– Янка… – Он быстро подошел к ней и порывисто взял в руки ее маленькие, отчего-то очень холодные, ладони. – Молодец, правильно сделала. А я и не подумал даже, что нужно ей позвонить…

– Ты никогда ни о чем не думаешь, – ответила она уже без обиды в голосе. – Объясни хотя бы, какого черта именно сегодня нужно было после работы ехать не домой, а к какой-то там однокласснице. У нее что, день рождения сегодня?

– Нет. Просто… – Он замялся на секунду, понимая: если сейчас признается абсолютно честно в том, что ехал к Ленке просто поговорить, это скорее всего вызовет новую волну вполне справедливой обиды. – …просто она, знаешь, психиатр. И я к ней поехал, чтобы проконсультироваться насчет… В общем, чтобы она выписала мне что-нибудь успокоительное. – Наконец сообразив, каким должен быть ответ, он сунул руку в карман брюк и достал оттуда «вещественное доказательство» – сложенный пополам бланк рецепта на лекарство с труднопроизносимым названием «вероамитриптилин». – Знаешь, у меня нервы ни к черту после вчерашнего. Вздрагиваю от малейшего шороха, ужасы всякие мерещатся. Я тебе, помнишь, рассказывал сегодня по телефону про те пятна…

– Да, только я не очень поняла. Ты сказал, что пятна не отстирались, кажется.

– Не отстирались, – вяло усмехнулся Евгений. – Как будто их никто и не пытался отстирать. Да только мне привиделось все это… наверное.

Чертовы пятна до сих пор стояли перед глазами, мелькали мелкой темно-рубиновой россыпью на голубом фоне. Почувствовав неуверенность в его голосе, Яна вопросительно подняла брови. Черные, все еще мокрые ресницы беззащитно дрогнули.

«Ей-то за что все это?» – с тоской подумал Евгений, отложил в сторону бланк с рецептом и снова спрятал в своих ладонях ее холодные руки.

– Конечно, привиделось. Ведь сам же сказал, что вчера никаких пятен не было…

– Да. – Он кивнул в ответ. – Не было.

– Значит, и сегодня их быть не могло. Ну подумай, откуда им взяться?

– Ниоткуда, – снова согласился он, пытаясь избавиться от надоевшей красно-голубой картинки.

Разве видения могут быть такими отчетливыми?

Он не стал озвучивать свой вопрос, понимая, что теперь в этом уже нет никакого смысла. Нужно наконец перестать думать о том, что было вчера, и попытаться сосредоточиться на дне сегодняшнем. И может быть, даже на дне завтрашнем, в вероятность наступления которого по-прежнему не очень-то верилось.

– Знаешь что, Янка. Давай уберем к черту эти дурацкие шарики. Я на них просто смотреть не могу, висят по всей квартире, в тоску вгоняют. Если ты не против, конечно…

Она была не против, и почти весь оставшийся вечер они убирали шарики. Отцепляли их от стен, распутывали гроздья и почти не разговаривали. Евгений все думал о том, какое это идиотское занятие – развешивать шарики, а потом снимать их со стен, а потом еще и протыкать вязальными спицами каждый шарик в отдельности, потому что надутые шарики выбрасывать как-то глупо, особенно в таком количестве.

– Вечер прошел не зря, – вздохнул Евгений, разглядывая образовавшуюся на полу в прихожей огромную разноцветную кучу. – Как ты считаешь, любимая?

Яна ничего не ответила, а Евгений так и не понял, то ли она не хочет с ним разговаривать, потому что до сих пор обижается из-за Ленки, то ли она просто устала и у нее нет сил отвечать на вопросы. Тем более на такие глупые.

– Женя, – раздался наконец ее тихий голос, когда Евгений уже курил на кухне возле окна, разглядывая колышущиеся от ветра силуэты деревьев вдоль противоположной стороны улицы. – Женя, нам нужно поговорить.