Во мне живет бес, который заставляет меня делать прямо противоположное тому, что я хочу. Сегодня был его день. Я боюсь высоких зданий и вообще — стоять на краю пропасти. Я боюсь высоты не от страха, что у меня закружится голова и я грохнусь, и не потому, что я чувствую, что край обрыва может обрушиться у меня под ногами. Нет, меня пугает, что мой бес, который заставляет меня делать то, чего я делать не хочу, возьмет верх и заставит меня прыгнуть в бездну. Из-за моего беса я редко хожу на вечеринки: я боюсь, что он заставит меня говорить ужасные вещи, стыд за которые вечным клеймом будет жечь мой мозг. Я не часто чувствую его в себе, но…
Если бы только можно было пожелать, чтобы какие-то дни не случались вовсе. Если бы только можно было вернуться назад во времени по своему желанию и получить шанс переделать все сначала, а память о случившемся стереть, как магнитофонную запись, так, чтобы не помнить даже о том, что пожелал обо всем забыть… Но если бы это было так, я бы об этом не знал, ведь так? Конечно, может быть, и мое воспоминание о сегодняшней ужасной встрече с Фелтоном скрывает более раннее воспоминание о чем-то непостижимо более ужасном. Как мне узнать? Запутался. Совсем запутался.
Шел дождь, поэтому я решил, что сегодня дети вряд ли играют на улице. Я отправился поработать в библиотеку, но на самом деле день начался только вечером. Я пошел в Хораполло — хаус — это в районе Швейцарский Коттедж. Фелтон ждал меня в темном коридоре. Хораполло-хаус — в буквальном смысле слова страна теней, так как естественный дневной свет не пускали в здание лет пятнадцать. Как мы и договаривались, я пришел на час раньше, чтобы Фелтон мог вдоволь поизмываться над моим дневником. Он простужен и сначала был настроен мрачно. Многое в моей прозе по-прежнему вызывает у него возражения. Читая мои заметки и отыскивая случаи неправильного словоупотребления, Фелтон прямо плюется от раздражения. Хотя мой стиль и улучшился, но мне надо с большим почтением относиться к правилам грамматики.
— Грамматика — это не отклонение от магии. Грамматика и есть магия. Грамматика и гримуар — это одно и то же слово. Грамматика — это «очарование», а слово «очарование» восходит к слову «чары», тогда как гримуар — это пособие по наведению чар. С помощью грамматики мы влияем на вселенную.
Я кое о чем умолчал — Фелтона очень интересовал вопрос: почему когда Салли меня спросила, зачем я связался с Ложей, я ответил ей так уклончиво.
— Ты можешь лгать Салли. Не вижу к этому никаких препятствий, однако ты не имеешь права лгать своему дневнику. Скажи мне, зачем ты поцеловал руку Магистра?
Я ответил, что сделал это потому, что хочу быть вечно юным — превратиться в Puer Aeternus, Вечного Мальчика, каким он описан в оккультных книгах. Тем не менее, как мне показалось, Фелтон моим ответом остался недоволен. Нам предстояло вернуться к моей подлинной мотивации.
— Ты играешь со мной, Питер, — сказал он, — Я это знаю, равно как и знаю, что ты умнее меня. Но в перспективе твой ум ничего тебе не даст. Я тебя сломаю и переделаю — точно так же, как я переделал бесчисленное множество молодых людей, которые сидели на твоем месте до тебя.
До сих пор в дневнике отсутствует еще кое — что. Я описываю Салли, мистера Козмика, Лору и Дрейперса, но ничего не говорю о Фелтоне.
— Но я хочу попасть в твой дневник, Питер. Хочу знать, как ты описывал меня Салли. Хочу видеть свое отражение в зеркале, которое ты мне поднесешь. Заставь меня поверить в мой собственный образ.