Ложись

Никогда я не увижу, как он возвращается после раздачи еды. И никогда ему не придется дрожать от страха». В одном из карманов Карлоса нашли клочок белой бумаги. Он был в крови и пробит шрапнелью. «Если меня убьют…» Внизу стояло его имя и адрес родителей. Когда вернулись, Аугусто рассказал об этой записке Роке.

— Я никогда такого не напишу! — мрачно кончил он. — Не хочу накликать смерть, не хочу ее торопить. Не хочу умирать! — Голос Гусмана дрожал.

Рока молча посмотрел на Аугусто, пораженный волнением товарища.

Перед выездом на фронт под Теруэль им выдали алюминиевые жетоны с номерами, чтобы можно было опознать солдата в случае смерти или тяжелого ранения. Аугусто прикрепил жетон к ремню. Сейчас он с яростью сорвал его и швырнул за окно.

— Не хочу быть осторожным! Не хочу готовиться к смерти!

Потом оба долго молчали. В ушах Аугусто звучали теперь зловещие слова Хромого, которые столько раз вызывали у него смех: «Побыстрее, дружище, побыстрее!»

Глава двадцать восьмая

Через две недели после прибытия в Кампильо рота утром спустилась в деревню. Накануне вечером Аугусто получил приказ выдать сухой паек и по фляжке коньяку на отделение. Каждый понимал, что это значит. На следующий день Аугусто поднялся на рассвете. Он смотрел, как уходили солдаты. Они тихо скрылись за холмом. Вскоре донесся шум перестрелки.

Аугусто отправился во двор, где расположилась кухня. Он уселся на ящик и замер, думая о людях, которые шли навстречу смерти. Через два часа появился связной.

— Ну что?

— Ничего. Только что захватили объект. Ребята — молодцы!

— Большие потери?

— Нет, не очень. Скоро их привезут.

Связной назвал убитых и раненых. Минувшим вечером Аугусто разговаривал с ними. Утром, когда они уходили, они улыбались ему. Некоторые из них успокоились навсегда. Он опустил голову и в отчаянии сжал ее руками.

Потом батальон расположился на одном из холмов около деревни. Кухни установили у подножия, на ровном месте. Больше здесь никого не было, так как сюда долетали пули. Рядом стояли три небольшие каменные постройки. Их заняли командир, штабные офицеры и санчасть. Раньше здесь была батарея. Пушки стояли за укрытием из железнодорожных шпал. Сверху была насыпана земля, задняя и боковые стенки сложены из камней. Сторона, обращенная к противнику, осталась открытой. Здесь, должно быть, лежали мешки с песком, но от них уцелели одни лохмотья. Перед укрытием прямо на воздухе готовилась еда, внутри укрытия стояли койки и хранились продукты.

Пятачок, на котором расположилась кухня, был почти всегда безлюден. Царила мрачная, напряженная тишина. Впереди виднелись холмики земли, обозначавшие позиции. За ними тянулась пустынная красновато-серая равнина, покрытая низкорослым кустарником и камнями. Артиллерия почти не обстреливала место, где обосновался кухонный расчет. Огонь велся по Кампильо и батальонным укреплениям. Лишь изредка, когда при обстреле холма брали слишком высоко, снаряды рвались неподалеку от кухни. Однажды утром убили крестьянина, который пас поблизости овец, и шесть овец из его стада. Батальон получил отличное довольствие.

Страшнее были пули. Когда на фронте начиналось оживление, они сотнями свистели в воздухе. Траншеи были вырыты на вершине холма, но почти все пули пролетали над ними, попадая в расположение кухни. Даже незначительная перестрелка или пулеметная очередь грозила смертью кухонному расчету, находившемуся на открытом месте. Это были тяжелые дни, страх не оставлял их ни на минуту. И все из-за пуль. Укрытие покидали только в случае крайней необходимости, и тогда страх становился паническим.

Так прошел не один день. Серьезного сражения не было, но непрерывные, хотя и незначительные потери убитыми и ранеными за время этой позиционной борьбы оказались куда более значительными, чем в коротком кровопролитном бою. Долгое пребывание на передовой, мучительное ожидание смерти, превратившееся почти в уверенность, окончательно вымотали нервы солдат.

Основные потери были на пятачке около кухонь. Это место почти всегда было безлюдно, но иногда здесь проходили связные, денщики, сержанты и офицеры, возвращавшиеся с позиций. В определенные часы появлялись повара и кухонный расчет, переносивший котлы с едой, а также каптеры со своими помощниками, отправлявшиеся за продуктами. Свинец находил здесь богатую добычу. Одно утро выдалось особенно тяжелое.

Вражеская артиллерия начала стрелять рано. Сперва огонь велся по деревне, потом сосредоточился на позициях, расположенных на холме.

Всех, кто был на пятачке у кухни, охватило тревожное волнение. Кое-кто, наблюдая за обстрелом, вылез из-за брустверов.