Ложись

От железнодорожной станции автобус довез его до городка. Он оказался один на центральной улице. И в то же время не один. Потому что все, буквально все, ждало его на прежних местах. Не шелохнулся ни один камень на улочках, ни один лист на деревьях. Ни один воробей. Все поджидало его на тех же местах, что и в тот вечер, когда он уехал. На каждом шагу его подстерегало множество маленьких Аугусто. Он видел их на дороге, на дереве, под кустом роз, верхом на заборе, на тропке, веду щей к реке… То были восьмилетние, десятилетние, двенадцатилетние, пятнадцатилетние Аугусто. Он разговаривал с ними, с собой. «Помнишь? Помнишь?»

Он пошел по улице, которая вела к его дому. Роса, младшая сестра, стояла на крыльце. Она всегда ждала ero — интересно, будет ли ждать теперь, когда он вернется с этой страшной войны? — ждала неутомимо и упорно, едва Аугусто сообщал о своем приезде и, как обычно, не указывал точно дня. Роса всполошила дом своим ликующим криком.

Вся семья вышла навстречу. Его целовали, обнимали. А он смеялся, смущенный и счастливый.

Родители и сестры оглядывали Аугусто со всех сторон, засыпали вопросами. Особенно его тормошили сестры: «А ну-ка, повернись», «Отойди чуть-чуть», «Надень шляпу. Глядите-ка, шляпу купил!» Они заставляли его то отойти подальше, то приблизиться. «Оставите вы меня наконец в покое? Вот пристали!» Аугусто улыбался.

Первые дни он почти никуда не ходил. Проведал только родственников и самых закадычных друзей. Его встречали приветливо, с искренней радостью. И он возвращался растроганный. Но больше всего Аугусто нравилось быть дома.

Мать целый день хлопотала по хозяйству. А он ходил за ней следом и смотрел на нее. Ему очень хотелось поцеловать ее, но почему-то было стыдно.

— Мама!

— Что тебе, сынок?

— Ничего. Просто так.

И через несколько минут снова:

— Послушай, мама…

— Почему бы тебе не погулять немножко, сынок?

— Да, да, сейчас пойду.

Но он не шел. Мать была тронута скрытой нежностью сына.

С Росой и Марией он все время дурачился. Он нашел, что девушки очень изменились. Одной уже исполнилось пятнадцать лет, другой шестнадцать. Обе были хороши собой. У Росы был болезненный, едва заметный румянец. «Ты похожа на романтическую героиню», — сказал ей Аугусто, смеясь. Мария была в расцвете красоты. Аугусто смотрел на них и удивлялся.

— Да вы уже совсем взрослые! У вас, верно, и женихи есть…

— Не говори глупостей! — И обе краснели, стыдясь родителей.

Потом девушки рассказали ему, что за ними ухаживает много парней.

— И за тобой? — насмешливо спросил он Росу.

— Вот дурачок! Ведь мне уже пятнадцать лет. Он обнял сестру. Прижался щекой к ее щеке.

— Ну ладно, не сердись.

— Пусти меня! — вдруг вырвалась Роса. И уставилась на него. — Ой, глядите! У него щетина! — Она провела рукой по его лицу. — У него борода! Вот смех!

Аугусто сразу принял независимый и даже презрительный вид.

— Подумаешь, новость!

— Погляди, Мария!

Мария тоже провела рукой по его лицу. Роса позвала мать:

— Мама, мама! Иди сюда скорее! У Аугусто борода!

Девушки вышили его инициалы на носовых платках, припрятали для него коробку английских сигарет, связали джемпер, сшили несколько рубашек. Готовили его любимые кушанья.

Вечерами они подолгу разговаривали. Он едва успевал отвечать на их вопросы — быстро и коротко.

— Вы, мужчины, воображалы!

— Но послушайте…

Они рассказывали ему о своих невинных похождениях, о благородстве своих поклонников, пересказывали содержание кинокартин.

Спать ложились поздно. Он чувствовал себя счастливым и немного ошарашенным. Никак не мог привыкнуть к мысли, что за сестрами уже ухаживают. «Неужели какого-нибудь мужчину они будут любить больше меня?» Это казалось ему невероятным.

Отец совсем недавно вышел в отставку по возрасту. У него было несколько ферм, работы на которых велись под его присмотром, и кое-какие ценности. Этого было достаточно, чтобы прожить безбедно. Отец часто делился с Аугусто своими планами. Давал ему советы и разговаривал с ним, как со взрослым. Аугусто это нравилось.

— Да, отец, — говорил он. — Не беспокойся. Иногда Аугусто уходил за город. Он с удовольствием лазил по горам. Забирался в самую гущу дубового и букового леса. Дружески, отечески похлопывал по стволам деревьев, как по крупу лошади.

Как-то лил проливной дождь. Он надел старый костюм.

— Куда это ты собрался в таком виде? — спросила Роса, смеясь.

— Хочу помокнуть под дождем.

— Вот сумасшедший!

Было не холодно. Дождь шел ласковый, приятный. Аугусто вспомнил зиму в Мадриде. Дни, когда ему приходилось бесцельно скитаться по городу без гроша в кармане, промокшему до нитки, окоченевшему под ледяным колючим дождем, который хлестал в лицо.

По улицам текли мутные от глины потоки. Лениво, торжественно проследовало несколько коров. За ними тащился теленок: большие испуганные глаза, уши да ноги. Промокшая, жалкая курица быстро перебежала дорогу. Две женщины разговаривали на крыльце. Под кустом розы отряхивался воробушек.